О чём речь - [6]

Шрифт
Интервал

тоже, конечно, непростая история в русском языке, и все же энергичные и симпатичные друзья – это нормально.

Однако вернемся к слову практичный. В практичности, конечно, нет ничего плохого, для жизни это качество очень даже полезно. Но русская культура так устроена, что все утилитарное, все связанное с расчетом и выгодой располагается в ее иерархии ценностей довольно низко. Практичность – это свойство Штольца, а он, как известно, всем хорош, да только любим и жалеем мы Обломова.

Впрочем, тут стоит задуматься вот о чем. Сейчас в русском языке целый пласт лексики меняет свой концептуальный и оценочный потенциал: слова карьерист и амбициозный перестали быть однозначно отрицательными, слова успешный и эффективный теперь могут характеризовать людей. По логике вещей, польза, выгода, практичность – следующие в очереди на реабилитацию. Правда, практичность пока не пробилась в число признаваемых русским языком ценностей. Есть в этом слове какая-то мелкотравчатость, а от своей любви к широте и размаху русский язык не готов отказаться. Пока, во всяком случае.

И все же. Все же то, что должно происходить, происходит. Только полем битвы оказалось не слово практичный (греч. praktike, от praktikós – «деятельный»), а слово с родственным греческим корнем – прагматичный (от греч. pragma, pragmatos – «дело, действие»).

До недавнего времени слова прагматичный, прагматик за пределами специальных (лингвистических, семиотических, философских, исторических) контекстов употреблялось нечасто. Однако за последнее десятилетие они стали необыкновенно популярными, при этом прямо на наших глазах меняя свой смысл и оценку. Поначалу слово прагматик выражало осуждение:

…Дмитрий Сергеевич Лихачев был одним из последних, реликтовых представителей вымершей русской интеллигенции, оказавшейся невостребованной в век циничных прагматиков и пиарщиков (А. Городницкий. У Геркулесовых столбов…, 1965).

Что взять с сухаря-прагматика? Его послушать, так и любви не существует (Вл. Быков, О. Деркач. Книга века. 1901–2000, 2000).

Хруща давно сняли, романтика завяла, процветал новый советский бюрократизм… Комсомольский деятель пошел совсем иной – прагматичный, абсолютно циничный, вежливый и скользкий (А. Козлов. Козел на саксе, 1998).

То есть прагматик здесь – беспринципный человек, циник, расчетливый, мелочный, бездушный. Это слово вписалось в ряд таких слов, как приспособленец, конформист, соглашатель. Между прочим, в других языках совершенно необязательно имеется в виду, что бескомпромиссность – хорошая черта характера.

При этом прагматизм воспринимается как черта западная и современная: прагматичные американцы, по-западному прагматичный, европейцы – прагматики, в наше прагматичное время, прагматичная молодежь.

Но чем дальше, тем чаще мы слышим слово прагматик в сугубо положительном смысле: «Амбициозный и прагматичный. Таков типичный портрет молодого специалиста из Приморья»; «Как построить команду нового бизнеса: прагматичный подход». А сколько автомобильных, мебельных, страховых и прочих фирм называется «Прагматик» или «Прагматика»!

Зюганов мечтает о правительстве «национального спасения, состоящем из прагматиков и профессионалов»; «Единая Россия» хвастается «позитивным и прагматичным подходом».

Так что сейчас сразу и не поймешь: если кого-то назвали прагматичным политиком, то это его эвфемистически обругали «продажным политиканом» – или похвалили: мол, не долдон и не горлопан, а разумный и стремящийся принести реальную пользу слуга народа.

Контент-анализ

Очень часто, когда людей раздражает новое слово, они концептуализуют это таким образом, что вот, мол, совершенно лишнее и ненужное заимствование, то же самое можно сказать по-человечески – по-русски то есть. На самом же деле в большинстве случаев оказывается, что раздражает как раз тот новый смысл, ради которого слово и было заведено в языке. Вот, к примеру, модное слово контент. У меня есть коллега, которого от этого слова прямо трясет. Он возмущается: «Они же про нашу работу даже не говорят „словарь“, – это он про одно технически „продвинутое“ издательство. – Они же говорят „контееент“. Для них это просто контент! Слово-то какое дурацкое…»

Русское слово контент – это не то же, что английское content – содержание. У русского слова, как часто случается с заимствованиями, значение гораздо более узкое. Контент – это информационно значимое наполнение информационного ресурса. Текст, картинки, музыка, да что угодно. В первую очередь, конечно, применительно к интернету, но не только. Ну вот, скажем, те же словари. Лексикограф составил словарь: указал грамматические формы слов, разбил слова на значения, привел примеры, переводы. То есть это он думает, что составил словарь. Но для издательства тут-то все только и начинается. Дальше это сырье – контент – поступает в руки мастеров: его можно «залить» в ту или другую форму, сделать из него бумажную и/или электронную версию, и так переформатировать, и эдак, с поворотом и с прискоком, можно слить с другим, а можно отобрать (автоматически, разумеется), скажем, только новые слова – или только разговорные. Можно совсем дешево из того же материала сделать словарь глагольного управления. Картинки еще неплохо бы подобрать – ну, к предметной лексике (можно тогда будет назвать визуальным словарем). А то перевернуть… В общем, вариантов много.


Еще от автора Ирина Борисовна Левонтина
Русский со словарем

Книга лингвиста Ирины Левонтиной состоит из небольших эссе, посвященных новым явлениям в русском языке, речи представителей разных поколений и социальных слоев, забавным случаям, связанным с проговорками политиков, «перлам» языка рекламы, — словом, живой жизни современного русского языка.Для лингвистов и широкого круга читателей, интересующихся русским языком.


Честное слово

Ирина Левонтина – известный ученый-лингвист, ведущий научный сотрудник Института русского языка им. В. В. Виноградова РАН, автор словарей и блестящих статей, популяризатор лингвистики, специалист по судебной лингвистической экспертизе, колумнист газеты «Троицкий вариант – Наука». А еще она вот уже 20 лет пишет веселые и яркие эссе о переменах в русском языке, о новых словах и необычных грамматических конструкциях, о речи представителей разных поколений и социальных слоев, о проговорках политиков и рекламных «перлах».


Рекомендуем почитать
От философии к прозе. Ранний Пастернак

В молодости Пастернак проявлял глубокий интерес к философии, и, в частности, к неокантианству. Книга Елены Глазовой – первое всеобъемлющее исследование, посвященное влиянию этих занятий на раннюю прозу писателя. Автор смело пересматривает идею Р. Якобсона о преобладающей метонимичности Пастернака и показывает, как, отражая философские знания писателя, метафоры образуют семантическую сеть его прозы – это проявляется в тщательном построении образов времени и пространства, света и мрака, предельного и беспредельного.


«…Явись, осуществись, Россия!» Андрей Белый в поисках будущего

Подготовленная к 135-летнему юбилею Андрея Белого книга М.А. Самариной посвящена анализу философских основ и художественных открытий романов Андрея Белого «Серебряный голубь», «Петербург» и «Котик Летаев». В книге рассматривается постепенно формирующаяся у писателя новая концепция человека, ко времени создания последнего из названных произведений приобретшая четкие антропософские черты, и, в понимании А. Белого, тесно связанная с ней проблема будущего России, вопрос о судьбе которой в пору создания этих романов стоял как никогда остро.


Всему свое место. Необыкновенная история алфавитного порядка

Книга историка Джудит Фландерс посвящена тому, как алфавит упорядочил мир вокруг нас: сочетая в себе черты академического исследования и увлекательной беллетристики, она рассказывает о способах организации наших представлений об окружающей реальности при помощи различных символических систем, так или иначе связанных с алфавитом. Читателю предстоит совершить настоящее путешествие от истоков человеческой цивилизации до XXI века, чтобы узнать, как благодаря таким людям, как Сэмюэль Пипс или Дени Дидро, сформировались умения запечатлевать информацию и систематизировать накопленные знания с помощью порядка, в котором расставлены буквы человеческой письменности.


Французский язык в России. Социальная, политическая, культурная и литературная история

Стоит ли верить расхожему тезису о том, что в дворянской среде в России XVIII–XIX века французский язык превалировал над русским? Какую роль двуязычие и бикультурализм элит играли в процессе национального самоопределения? И как эта особенность дворянского быта повлияла на формирование российского общества? Чтобы найти ответы на эти вопросы, авторы книги используют инструменты социальной и культурной истории, а также исторической социолингвистики. Результатом их коллективного труда стала книга, которая предлагает читателю наиболее полное исследование использования французского языка социальной элитой Российской империи в XVIII и XIX веках.


Университетские истории

У этой книги интересная история. Когда-то я работал в самом главном нашем университете на кафедре истории русской литературы лаборантом. Это была бестолковая работа, не сказать, чтобы трудная, но суетливая и многообразная. И методички печатать, и протоколы заседания кафедры, и конференции готовить и много чего еще. В то время встречались еще профессора, которые, когда дискетка не вставлялась в комп добровольно, вбивали ее туда словарем Даля. Так что порой приходилось работать просто "машинистом". Вечерами, чтобы оторваться, я писал "Университетские истории", которые в первой версии назывались "Маразматические истории" и были жанром сильно похожи на известные истории Хармса.


Жан Расин и другие

Книга рассказывает о жизни и сочинениях великого французского драматурга ХVП века Жана Расина. В ходе повествования с помощью подлинных документов эпохи воссоздаются богословские диспуты, дворцовые интриги, литературные битвы, домашние заботы. Действующими лицами этого рассказа становятся Людовик XIV и его вельможи, поэты и актрисы, философы и королевские фаворитки, монахини и отравительницы современники, предшественники и потомки. Все они помогают разгадывать тайну расиновской судьбы и расиновского театра и тем самым добавляют пищи для размышлений об одной из центральных проблем в культуре: взаимоотношениях религии, морали и искусства. Автор книги переводчик и публицист Юлия Александровна Гинзбург (1941 2010), известная читателю по переводам «Калигулы» Камю и «Мыслей» Паскаля, «Принцессы Клевской» г-жи де Лафайет и «Дамы с камелиями» А.