О чём молчит Ласточка - [67]

— Без проблем. Завтра же напишу тебе все инструкции, — пообещал Юра.

Ненадолго замолчали. Казалось, что уже всё обсудили и говорить стало не о чём. Володя просто смотрел на него, а Юра задумчиво вертел стакан в руке. Не отводя от него взгляда, он прищурился и спросил:

— А как прошёл твой день?

Володя улыбнулся, услышав этот вопрос, который про себя называл спасительным.

— Целый день провисел на телефоне.

— А что тебе подарили? — Юра наконец поднял на него свой удивительно трезвый взгляд.

За этот час Юра выпил больше, чем Володя за весь вечер, но, казалось, ничуть не опьянел. «Оно и к лучшему, — подумал Володя, — раз трезвый, можно поговорить подольше» — и принялся перечислять подарки.

— И что, праздник окупился? — спросил Юра, когда он рассказал и про застолье.

Володя рассмеялся.

— Разве для этого устраивают праздники? То есть только затем, чтобы они окупились?

— Нет, но сам понимаешь, это очень даже желательно. Деньги любят счёт, это я тебе как еврей говорю. — Юра тоже рассмеялся.

— Ты шутишь об этом та-а-ак часто, — протянул Володя.

— О чём? О еврействе? Но мне можно, я же еврей.

— Ну вот опять. — Володя поднял указательный палец.

Юра почему-то смутился.

— Ты против? Раздражает?

— Нет. Просто думаю: это случайность, или ты переживаешь по этому поводу?

— Ну, не то чтобы переживаю. Но с переездом сюда стал интересоваться. Это же всё-таки мои корни. Представляешь, даже иврит учил. — Видимо, заметив, как брови Володи поползли вверх, Юра уточнил: — Правда, быстро бросил. Зачем он мне нужен — здесь я говорю на немецком, Израиль меня не интересует, а чтобы Тору читать — я в Бога не верю.

— Ничего себе. — Володя покачал головой. — А мне казалось, что ты об этом думать забыл. Раньше, в «Ласточке», с таким пренебрежением говорил…

— В детстве я всё это отторгал, делал вид, что меня это не задевает и вообще никак не касается. Наверное, это была защитная реакция — ребёнку сложно осознать масштабы человеческого зла. Сложно принять, что человека ненавидят только за то, что он родился. Тем более когда этот человек — ты, а не кто-то другой. А я мало того что еврей, так ещё и гей.

— Ну, не каждый же день думать об этом, правильно?

— Почему это не каждый? Очень даже каждый! Только штаны сниму — вижу, кто я такой.

— В смысле? — не понял Володя. Задумался, могла ли быть у Юры татуировка на ноге, но такого не вспомнил и честно признался: — Юр, что ты имеешь в виду? Я правда не понял.

— Ты забыл?! Как ты мог об этом забыть?! — деланно удивился Юра. Он был явно на какой-то своей волне, Володя искренне недоумевал, к чему он клонит, и озадаченно смотрел в ответ. Юра сначала вздохнул, затем задвигал бровями и загадочно произнёс: — Володя-Володя… тюнинг…

— Ёлки-палки! — воскликнул тот, догадавшись. — Забыл. Правда забыл, подумал, что тату. — Он покачал головой. — А почему ты называешь это тюнингом?

— Ну как же — аэродинамика… — протянул Юра.

Володя расхохотался.

— Аэродинамика, блин! Ну и шутки у тебя.

— Но это ещё не всё! — добавил Юра. — Плюс — общая эстетика и, ну, ты понимаешь, украшающий мужчину шрам… Ах да, и длительность. Ну, так говорят те, кто делал во взрослом возрасте, кому есть с чем сравнить, я-то сам не знаю. Но так говорят. А ты забыл!

Володя почувствовал, как у него загорелись щёки. Хмыкнул, шутливо ответил:

— По-твоему, я должен помнить, что там двадцать лет назад было?

Юра улыбнулся, но его улыбка казалась неискренней и спустя мгновение растаяла.

— Володь, а если серьёзно?

Володя вздохнул. Похоже, он всё-таки обидел Юру. Совершенно не зная, как объясниться с ним, стал говорить всё, что приходило в голову, не боясь сболтнуть лишнего:

— Если серьёзно… Юр, там ведь было темно, поэтому я не помню таких деталей. Да, ты говорил в лодке, но для меня по-настоящему важным был ты весь, — Володя улыбнулся, — а не отдельные части…

На лице Юры тоже расцвела улыбка.

Часы показывали полдесятого, пора было заканчивать, но расставаться так не хотелось. Хотелось слушать его приятный голос с забавным акцентом, любоваться, как он кутается в огромную тёплую кофту и чертовски мило ёжится от холода.

— Купи обогреватель! — велел Володя, когда Юра в очередной раз нахохлился.

— Куплю, — печально протянул тот. — Я не был готов к резкому похолоданию. На улице дубак, всё мёрзнет, я мёрзну, а согреть некому…

Володя вздёрнул бровь. Выпитый алкоголь сказал за него быстрее, чем он успел подумать:

— Мне кажется, или ты кокетничаешь?

— Я? Да никогда! — воскликнул Юра и улыбнулся во все тридцать два зуба.

— Ну потерпи, я приеду и… сварю тебе вкусный горячий суп. — А про себя Володя подумал: «Мда, Брагинский знает толк в коньяке».

— Жду не дождусь, — заверил Юра. Казалось, улыбнуться шире, чем в тридцать два зуба, невозможно, но он смог.

Они замолчали, но в этом молчании не было напряжения. Володя совсем расслабился — усталость, накопившаяся за день, вкупе с алкоголем сделали своё дело. Он смотрел на чуть подвисающее изображение Юры в мониторе, а тот насвистывал смутно знакомую мелодию, но Володя никак не мог вспомнить какую.

— Что это? — всё-таки спросил он.

— Да из «Юноны и Авось», — отмахнулся Юра и протянул: — «Ты меня на рассвете разбудишь…»