О чём молчит Ласточка - [6]
Володя пожал плечами.
— Да мне не тяжело пару звонков сделать.
— Кстати о ремонтах, Вова! — Раскрасневшаяся от рябиновой настойки Ирина улыбнулась. — Когда ты уже нас позовёшь на новоселье?
Володя неопределённо хмыкнул:
— Да какое новоселье, Ирин? Я там уже пять лет живу.
— Вот-вот! А нас так ни разу и не пригласил.
— Да сама знаешь, что это не ближний свет… — он попытался увильнуть, но Иру окликнули, и она отвернулась.
Володя дошёл до детской, негромко постучал и, не дожидаясь ответа, заглянул.
Олька сидела на кровати и бережно чесала кукле волосы.
— Эй, чудо в перьях, — позвал её Володя. Та обернулась, заулыбалась, будто и не обиделась ни на кого пятнадцать минут назад. — Можно к тебе?
Олька радостно закивала и подвинулась, приглашая Володю сесть рядом.
— Давай показывай свою куклу.
Ольке сегодня исполнилось девять, и каждый раз, когда Володя приходил в этот дом, она от него не отставала, пока не получала нагоняй от мамы или папы. Ольке обязательно нужно было показать ему все свои игрушки — а их у неё была просто тьма. А ещё — обязательно повисеть у крёстного на шее, сыграть недавно выученную пьеску на пианино, похвастаться коллекцией мультфильмов… Список мог быть бесконечным, каждый раз она придумывала, чем его занять. А Володя и не был против с ней возиться. Хотя в юности, будучи вожатым, зарёкся даже близко подходить к детям.
— Вот бы её в ванную запустить! — восторженно лепетала Олька. — У неё таки-и-ие длинные волосы, они так классно будут… плавать! Когда вырасту, такие же отращу!
— А что тебе сегодня ещё подарили? Неужели ничего лучше русалки не было?
— Ну… Родители и Пашка подарили мне «Лего» — вон там, смотри, — она ткнула пальцем на подоконник. — Замок принцессы! Дедушка Ваня и бабушка Надя — набор киндеров, но мама сказала, чтобы я все сразу не ела, — на этих слова Олька насупилась и передразнила Ирину, — аллерги-и-ия, посы-ы-ыпет! Крёстная не смогла прийти, но передала мне часики. Смотри, какие красивые, с Микки Маусом!.. А дед Пётр притащил мне, представь себе, тяжеленную книжку!
Володя улыбнулся. Да, отец Ирины преподавал в университете, и подарить ребёнку «умный» подарок вполне в его стиле.
— А что за книжка?
— Вон валяется, — она показала пальцем за Володю. На подушке действительно лежала книга, толстенная и явно увесистая. «Трилогия о капитане Немо и “Наутилусе” в одном томе», — прочитал тот.
— Книга, Оля, не «валяется». Она должна стоять аккуратно на полке, тем более Жюль Верн!
— Фу! Книжки — это скука!
Володя легонько ткнул её пальцем в лоб.
— Глупая ты. Книжки — это хорошо, это знания! Ты вот думаешь, почему твой крёстный такой умный? Потому что читал много книжек в детстве!
Олька упёрла руки в бока и задумчиво сказала:
— А я вот, вообще-то, не особо уверена, что ты умный!
— Ах ты маленькая зараза! — засмеялся Володя. — Я тебя сейчас как… защекочу!
Олька заверещала и отбежала к стене.
Володя хотел подскочить к ней и исполнить свою угрозу, но услышал стук в дверь. В комнату вошла Маша.
— Володь… Не мешаю? Надо поговорить.
Володя в целом смутно представлял, зачем он вообще мог ей понадобиться, так что просто пожал плечами. Она присела рядом.
Олька бегала по комнате и собирала в охапку игрушки, перечисляя:
— Так… ты, Тындик, и ты, Мурка, и ты, Попугай, и ты, Персик…
Игрушки не помещались в её руках, падали на пол, но она упорно продолжала бегать и собирать их.
— Эх, — вздохнула Маша. — Повезло Ирине иметь дочку, а не сына…
Володя нахмурился, подозрительно посмотрел на Машу.
— Так-то у них и сын есть, ты же не забыла?
Она как-то мрачно ухмыльнулась:
— Ну да, конечно… Но у них-то семья полная, Пашка хороший парень…
Володя нахмурился ещё сильнее, а Маша внезапно потянулась к нему, схватила его за руку, сжала запястье.
— Володь, я у тебя тут спросить хотела… — и запнулась на полуслове.
— Что?
— Эм… Я… Да нет, ничего такого, просто…
В разговор вклинилась Олька, свалив Володе на колени кучу мягких игрушек:
— Вот, знакомься, этих ты ещё точно не видел! Персика и Гавку точно!
— Так… И кто из них Гавка? — живо поинтересовался Володя.
— Ну конечно это робопёс! Вот!
— Ого! — Он покрутил в руках робота-трансформера, у которого уже была отломана одна нога, но так и не понял, почему он пёс.
Маша продолжала мяться, стоя на пороге комнаты. Володя обернулся к ней.
— Ну так что ты хотела спросить? Говори.
Она тряхнула головой.
— Ой нет, я не могу! — И ушла.
Володя пожал плечами и взял в руки, предположительно, Персика, хотя тот был плюшевым зайцем. А Олька уже умчалась в другой конец комнаты и подняла крышку пианино.
— Я тут новый этюд выучила, сейчас ты будешь его слушать, — ультимативным тоном заявила она, строго глядя на Володю.
— Как прикажете, капитан!
В Ольке была уйма энергии — она мельтешила перед глазами и требовала внимания. Так что порядком уставший Володя вмиг забыл о странном поведении Маши.
Впрочем, вскоре она сама напомнила о себе.
Стрелка часов приближалась к восьми вечера. Офис давно опустел, в нём остались только трое: Володя клацал по клавишам ноутбука, дописывая гневное письмо подрядчику, Лера тихонько шелестела бумагами в приёмной, охранник внизу смотрел телевизор. В том, что их всего трое и каждый слышит, чем занимается другой, было что-то уютное, доверительно-домашнее. В такой атмосфере работалось очень легко, но донимала жара. Пусть на Харьков уже опускались сумерки, температура будто и вовсе не собиралась спадать, а от кондиционеров толку не было. Пришлось распахнуть все двери настежь, чтобы гулял сквозняк.
Юра возвращается в пионерский лагерь своей юности спустя двадцать лет. В руинах прошлого он надеется отыскать путь в настоящее, к человеку, которого когда-то любил. Эта история о том, что в СССР не все было гладко, правильно и безлико. Что были переживания, страсти, влечения и чувства, которые не вписывались в рамки морали на пути к «светлому будущему». И что это будущее оказалось не таким уж и светлым.
Сборник словацкого писателя-реалиста Петера Илемницкого (1901—1949) составили произведения, посвященные рабочему классу и крестьянству Чехословакии («Поле невспаханное» и «Кусок сахару») и Словацкому Национальному восстанию («Хроника»).
В сегодняшней Мексике женщин похищают на улице или уводят из дома под дулом пистолета. Они пропадают, возвращаясь с работы, учебы или вечеринки, по пути в магазин или в аптеку. Домой никто из них уже никогда не вернется. Все они молоды, привлекательны и бедны. «Молитвы об украденных» – это история горной мексиканской деревни, где девушки и женщины переодеваются в мальчиков и мужчин и прячутся в подземных убежищах, чтобы не стать добычей наркокартелей.
«…Мужчина — испокон века кормилец, добытчик. На нём многопудовая тяжесть: семья, детишки пищат, есть просят. Жена пилит: „Где деньги, Дим? Шубу хочу!“. Мужчину безденежье приземляет, выхолащивает, озлобляет на весь белый свет. Опошляет, унижает, мельчит, обрезает крылья, лишает полёта. Напротив, женщину бедность и даже нищета окутывают флёром трогательности, загадки. Придают сексуальность, пикантность и шарм. Вообрази: старомодные ветхие одежды, окутывающая плечи какая-нибудь штопаная винтажная шаль. Круги под глазами, впалые щёки.
Пути девятнадцатилетних студентов Джима и Евы впервые пересекаются в 1958 году. Он идет на занятия, она едет мимо на велосипеде. Если бы не гвоздь, случайно оказавшийся на дороге и проколовший ей колесо… Лора Барнетт предлагает читателю три версии того, что может произойти с Евой и Джимом. Вместе с героями мы совершим три разных путешествия длиной в жизнь, перенесемся из Кембриджа пятидесятых в современный Лондон, побываем в Нью-Йорке и Корнуолле, поживем в Париже, Риме и Лос-Анджелесе. На наших глазах Ева и Джим будут взрослеть, сражаться с кризисом среднего возраста, женить и выдавать замуж детей, стареть, радоваться успехам и горевать о неудачах.
«Сука» в названии означает в первую очередь самку собаки – существо, которое выросло в будке и отлично умеет хранить верность и рвать врага зубами. Но сука – и девушка Дана, солдат армии Страны, которая участвует в отвратительной гражданской войне, и сама эта война, и эта страна… Книга Марии Лабыч – не только о ненависти, но и о том, как важно оставаться человеком. Содержит нецензурную брань!
Есть такая избитая уже фраза «блюз простого человека», но тем не менее, придётся ее повторить. Книга 40 000 – это и есть тот самый блюз. Без претензии на духовные раскопки или поколенческую трагедию. Но именно этим книга и интересна – нахождением важного и в простых вещах, в повседневности, которая оказывается отнюдь не всепожирающей бытовухой, а жизнью, в которой есть место для радости.