О чем молчат фигуры - [50]

Пришлось серьезно задуматься над тем, как физически и психологически готовиться к соревнованиям, чтобы держаться на должном уровне до конца. Однако цель, которую я себе поставил — стать гроссмейстером, была по-прежнему далека.

В марте 1951 года начался матч на первенство мира Ботвинник — Бронштейн. Руководителем пресс-центра матча назначили Бондаревского, меня — его заместителем. Выяснилось, что подобные обязанности тоже вменяются стипендиатам.

На этом матче началась моя журналистская биография. Как-то в пресс-центр зашел незнакомый мне человек и предложил написать обзор первой половины соревнования. Я выполнил заказ и, лишь отдавая материал, спросил:

— А как называется ваша газета?

— «Совхозная правда».

Хотя у нас была куча всяких «правд», газеты с подобным названием мне видеть не приходилось. Через несколько дней в газетном киоске на Арбатской площади я поинтересовался, бывает ли у них «Совхозная правда». Услышав этот вопрос, киоскер даже высунулся из будки и оглядел меня с нескрываемым любопытством. Видимо, я был первым, спросившим эту газету.

— Бывает, — ответил он, — но редко. — И через паузу добавил: — Идет в основном на оклейку стен!

Если я не ошибаюсь, матч Ботвинник — Бронштейн был первым соревнованием на первенство мира, который транслировался по телевидению. Пару раз и мне пришлось выступить на Шаболовке с демонстрацией партий матча. Скажем прямо, что технику того времени иначе, как допотопной, назвать нельзя: картонная доска была утыкана гвоздиками, на которые навешивались картонные фигуры. Гвоздики плохо держались в картоне, часто вылетали. И рук не хватало, чтобы удерживать падающие фигуры на нужных полях. Можно себе представить, как на это реагировали зрители, сидевшие у экранов телевизоров.

Путь наверх

1951 году предстояло стать решающим в моей шахматной биографии. Дело в том, что финал XIX чемпионата страны был зональным, отборочным турниром к первенству мира, и пять человек из него выходили в следующий этап — межзональный турнир.

Однако сначала нужно было попасть в финал чемпионата, пройдя отборочное сито — полуфинальных соревнований.

И вот, вскоре после окончания матча Ботвинник — Бронштейн я отправился в Свердловск на полуфинал. Среди его участников, кроме моих друзей Тиграна Петросяна и Ефима Геллера, был претендент на мировое первенство И. Болеславский, за год до этого поделивший первое место в Будапеште на турнире претендентов с Бронштейном, но уступивший ему в финальном матче. Его тоже заставили отбираться в полуфинале.

Турнир сложился для нашего трио благоприятно. Когда до финиша оставалось четыре тура, у Геллера, Петросяна и меня было по 12 очков из 15. Болеславский, у которого, кстати, я выиграл, отставал на очко. Остальные участники шансов на выход в финал практически уже не имели. А для того, чтобы стать финалистом, нужно было занять место в первой четверке.

Накануне следующего тура Геллер зашел ко мне в номер.

— Ты хочешь выиграть этот турнир? — спросил он.

— Нет, — ответил я, — мне вполне достаточно выйти в финал.

— И мне тоже, — продолжал Геллер. — Давай пропустим вперед Петросяна. Он только что переехал в Москву, и для приобретения авторитета ему нужна победа.

Я согласился. Чтобы выполнить обещание, мне достаточно было последние встречи свести вничью, а встречался я с участниками, уже потерявшими все шансы попасть в финал. Однако на этом пути меня ждал сюрприз…

В 16-м и 17-м турах я сделал ничьи, а в 18-м мне предстояло встретиться с московским мастером В. Люблинским, которого, кстати, я знал с детских лет. Утром в день тура он позвонил мне и спросил:

— Ты согласен на ничью?

— Согласен.

— Конечно, ничья тебя устраивает, — продолжал тот. — Ну хорошо, встретимся за обедом.

Когда мы сели за стол, он предложил заказать водки. Как правило, во время турниров я строго соблюдал режим и к алкоголю не притрагивался.

— Но ведь мы согласились на мировую, — подумал я, — по-настоящему бороться не придется. И предложение принял.

На игру мы отправились в приподнятом настроении. Мой противник, игравший белыми фигурами, пожертвовав пешку, разыграл острый гамбит Эванса.

— Ничего себе игра на ничью! — пронеслось у меня в голове.

До конца тура оставался час, когда я решил предложить ничью, хотя истины ради скажу, что позиция белых была в тот момент несколько лучшей. Затянувшись сигаретой, мой противник выпустил на доску, прямо мне под нос, струйку дыма и бросил:

— Играй!

Только тогда я понял, что меня просто надули.

Настроиться на боевой лад было непросто: обида и возмущение давали себя знать. Партия была отложена, но при доигрывании спастись мне не удалось. Когда я сдался, противник, виновато улыбнувшись, произнес:

— Извини, у меня расшатаны нервы, да и больно очков маловато!

К счастью, даже неожиданное поражение не испортило моих шансов на выход в финал. Итоги турнира были таковы: первый — Петросян, второй — Геллер, на третьем-четвертом местах Болеславский и я. Первый этап на пути к желанной цели был благополучно преодолен.

Финал XIX чемпионата страны осенью 1951 года собрал поистине выдающийся состав, назову лишь некоторых: чемпион мира М. Ботвинник, претенденты на мировое первенство Д. Бронштейн, В. Смыслов, П. Керес, А. Котов, С. Флор, И. Бондаревский. Им противостояли молодые мастера Т. Петросян, Е. Геллер, М. Тайманов, А. Аронин, И. Липницкий. В эту группу входил и я.