Но корабль не падал. Он спокойно перекладывался с борта на борт, менял тангаж, словно не заметив потери. Отчаянным движением агент выключил вспомогательную силовую установку. Сердце корабля остановилось, гидросистема затихла. Но продолжали скрипеть и поворачиваться элероны, мягко гудел на своих опорах раздвоившийся тормоз-руль.
Агент сел в кресло. Больше он ничего не мог сделать. Силы оставили его, и он уже не видел, как устремилась навстречу кораблю полоса, как стукнули, становясь на замки, стойки шасси, и как "Буран", мягко коснувшись полосы, прокатился по ней и встал прямо напротив командного пункта.
...Много шапок, фуражек и папах унес ветер в степь в этот день. А когда утихли восторги и объятия, и конструкторы вместе с журналистами отбыли на банкет, из нижнего люка корабля выбрался майор Пронин. Отряхнув сверкающую форму, он строевым шагом подошел к встречавшему его полковнику Максимову и, приложив руку к фуражке, доложил:
- Товарищ председатель Государственной комиссии...
Ветер отнес его слова в степь, и их услышали только переодетые сотрудниками КГБ врачи "скорой помощи", тащившие из кабины "Бурана" вяло сопротивлявшегося агента, который немузыкально орал: "Земля в иллюминаторе...", спрашивал, что значит по-казахски "Ленинск", и требовал, чтобы его немедленно приняли в Ассоциацию участников космических полетов. Пронин и Максимов проводили его взглядами, потом крепко обнялись, и полковник сел в "скорую". Посмотрев вслед удаляющейся машине, Пронин подошел к "Бурану" и нежно прислонился щекой к еще теплому боку корабля. Потом огляделся быстро - не заметил ли кто этой непростительной для человека его профессии слабости, покачал рукой элерон, подумал: "Слишком далеко разнесены - беготни много. И руль высоковат - хоть прыгай. Надо бы подсказать Семенову..." - и зашагал строевым шагом по полосе вслед заходящему солнцу, навстречу своим новым великим делам, победам и подвигам.