О чем говорят животные - [42]
Сигналы тревоги, которые издают многие млекопитающие — взрослые и родители, позволяют и их детенышам лучше разобраться, кого надо бояться и избегать. Обезьяны, выросшие на воле, реагируют на предметы, напоминающие змею, гораздо быстрее и эмоциональнее, чем их собратья, которые провели детство в лаборатории.
Животные дают своим детям немало разных уроков. Чтобы они были подготовлены к самостоятельной жизни, стали хорошими отцами и матерями, их надо соответствующе воспитать. Детеныши должны научиться многое делать сами. Не один месяц набираются ума-разума рысята, волчата, медвежата. Долго заботятся о своих детях обезьяны. Вообще существует закономерность: чем выше на эволюционной лестнице стоит животное, тем меньшую роль в его жизни играет инстинкт и тем большую — обучение.
Некоторые птицы запоминают, из чего и где надо делать гнездо, пока сами сидят в нем или только еще начинают летать. Совы проявляют интерес к тем или иным зверькам и к звукам, которые они производят, в зависимости от того, был ли год, когда они родились, «урожайным» на мышей или «неурожайным», чем их кормили родители и на каком «материале» они обучались охотничьим приемам.
Шимпанзе, недавно оказавшиеся по воле экспериментаторов на острове в Псковской области и выпущенные там, чувствовали себя на свободе по-разному. Поведение двух обезьян, проведших раннее детство среди соплеменников в джунглях, сильно отличалось от остальных. Они быстро и мастерски умели сделать гнезда, в которые укладывались спать. Прекрасно разобрались, какие травы, плоды и побеги деревьев даже в Псковской области могут быть съедобны, знали, как надо лакомиться муравьями.
Вывод, что без тренировок в процессе игр со своими сверстниками и общения со старшими ничего не получится, подтверждают и многочисленные эксперименты. Овцы, выросшие в изоляции, относятся безразлично к стаду, а о своих ягнятах они заботятся гораздо меньше, чем полагается. Макаки-резусы, которых два года воспитывали, лишив общества себе подобных, неспособны реагировать нормально на присутствие сверстников. Мыши, содержавшиеся в полной изоляции, не нападают на чужаков.
Серьезные нарушения поведения наблюдаются и у других животных. Самцы некоторых цихлидовых рыб, лишенные в детстве всяческого общения, достигнув зрелости, не знают, за кем им нужно ухаживать, и оказывают знаки внимания всем подряд — и самцам и самкам.
Молодые снегири — братья и сестры — образуют пары, которые, когда действительно наступает время обзавестись подругой, распадаются. Если снегиря вырастил человек, но осенью или зимой птица могла выбрать партнера, привязанность ее к человеку ослабевает. Но вот снегиря лишили этой возможности. Он начинает ухаживать за человеком, и потом уже никакая снегириха никогда его не заинтересует. Так что дорого время вовремя: восполнить пробелы в воспитании, если время упущено, практически невозможно.
«Каспар Гаузер»
Учатся ли птицы петь? А если учатся, когда именно и кто у них выступает в роли учителей? Эти вопросы давно занимали ученых. Чтобы ответить на них, немецкие исследователи решили поместить птенцов в специальные звукоизолированные камеры и вырастить там: птенцы не должны были слышать песен своих сородичей. Птиц, выросших в подобных условиях, стали называть «Каспар Гаузер», по имени мальчика, который жил в девятнадцатом веке и был воспитан в полном одиночестве. Эксперименты, проведенные немецкими учеными, а позже исследователями многих других стран показали, что певчие птицы не станут по-настоящему певчими, не пройдя необходимой школы обучения. Конечно, нет правил без исключений. Некоторые овсянки, пеночки-трещетки, песни которых коротки и в них повторяются более или менее однородные звуки, даже выросшие в изоляции смогут петь почти как их сверстники, воспитанные на воле. Зато у зябликов дело обстоит хуже.
Свою песню зяблик обычно исполняет две с половиной секунды. Состоит она из трёх строф и заканчивается «росчерком». Репертуар зяблика не слишком обширен, но и не очень мал: у него может быть шесть вариантов песни, которые отличаются один от другого деталями. Коренным образом меняется все, когда из гнезда берут двух- или трехдневного птенца и изолируют его. Выросшая в таких условиях птица поет песню совсем простую. Продолжительность ее и звуки, из которых она состоит, приблизительно как и у обычной, однако песня не разделена на строфы и ни о каком «росчерке» не может быть и речи. Положение немного улучшается, если выращивать несколько птенцов вместе. Их весенние песни получаются более разработанными: появляется деление на строфы, но звуки будут по-прежнему несколько отличаться от нормальных.
Коноплянки оказываются в еще худшем положении. Если они не станут учиться, запас «слов» у них будет небольшой. Они смогут петь только очень простенькие песенки, отличающиеся от нормальных по длительности, структуре и сходные с ними лишь по тональности (сохранится флейтовое звучание некоторых нот) да по элементам, имеющим врожденную природу.
В отличие от зябликов и коноплянок скворцы, сорокопуты-жуланы, лишенные общения с себе подобными, вовсе не могут исполнять положенную их виду песню. Став совершенно взрослыми, они продолжают издавать звуки, характерные для птенцов, вылетевших из гнезда и начинающих пробовать свой голос. Что способность птиц к пению не является даром природы, знал еще Аристотель. В его же трудах есть ссылки на то, что после удаления птенцов от родителей они могут научиться петь иначе. Действительно, молодым птенцам уроки пения дают отцы или самцы, принадлежащие к этому виду и живущие на соседних участках. Те же зяблики, но пойманные осенью, хотя потом и не имеют контакта со взрослыми, поют более или менее нормально. Песня их делится и на три строфы и заканчивается «росчерком».
