О чём говорится в сказках? - [3]

Или всё-таки рассчитывал? Но кто?

Для того, чтобы это понять, важно ответить вот на какой вопрос: сам ли Иван решил спалить лягушачью кожу или кто посоветовал? На самом деле возможны оба варианта. Но даже если сам, понятно, что его к этому по крайней мере определённым образом подтолкнули.

И даже понятно кто подтолкнул.

Отец.

Понятно, что царь устраивал конкурс невесток, заранее зная о способностях Василисы. Будучи в курсе и про то, что она соткёт чудо-ковёр (наверняка смотрел образцы в замке у Кощея, когда обсуждал сделку), и что явится на пир в человечьем облике и произведёт там фурор своими «штучками». О которых он тоже, судя по всему, заранее знал или догадывался, но тем не менее не просто «не показал виду», а даже наоборот – разыграл удивление, восторг и высшую похвалу – на резком контрасте с многодневным стебаловом над младшеньким и его «женой-лягушкой». После такого царевичу даже и говорить ничего специально не надо было – ясно же, как такие ершистые недоросли жаждут похвалы и признания. Оставалось лишь подстроить, чтобы Иван оказался у себя в комнате на пару минут раньше, чем Василиса.

Но зачем? И тут ответ, в общем, на поверхности. Какой бы там ни был договор с Кощеем (ясно ведь, что пошёл на него царь практически от безысходности), ясно, что государя он не устраивал. Отдавать фактическую власть ведьме, контролируемой чародеем – это в чём-то даже похуже, чем заморской принцессе или местной «боярышне». Гораздо лучше бы, если бы Иван из оболтуса вдруг превратился в «настоящего мужчину» – героя и победителя, власть которого никто особо и оспаривать не сможет. Но как? Выбор только один: столкнуть их лбами с Кощеем. Оставалось лишь просчитать, что будет делать Василиса, лишившись жабьей кожи. И он это просчитал.

Отправляя Ивана за женой к Кощею, царь, безусловно, понимал, что посылает сына едва ли не на верную смерть. Это была самая большая за всю его долгую политическую жизнь ставка и самый большой риск. И он на него пошёл. Почему? Потому что в сына он в глубине души по-настоящему верил, каким бы тот ни был оболтусом. А может, в том числе и поэтому.

С Иваном и с царём разобрались; обратимся теперь к Кощею. Почему он принял к себе Василису, обессиленную, проигравшую самую главную игру в своей жизни? Откровенно подставляясь под месть – ладно бы со стороны царевича, а то и, вполне возможно, и со стороны царя – мягко говоря, после такого злостного небрежения договорённостями у того был повод обрушить на кощеев «замок» всю мощь государства и снести его с лица земли вместе со всей его «магией». Другое дело, что это не входило в планы государя – хотя бы потому, что тогда это была бы его собственная победа. А ему нужна была победа Ивана. Но, скорее всего, так или иначе, шансов уцелеть в этой ситуации у Кощея было немного.

Почему он на это пошёл? Неужели «бессмертному» настолько жизнь надоела? Скорее всего, причина в другом: он просто полюбил Василису.

Нет, он любил её с самого начала – как ученицу, когда учил её магии. Потом уже по-отечески – когда договаривался о ней с царём, выступая в роли своеобразного свата. Наконец, он просто пожалел её, когда та, на остатках маны от догорающей кожи умудрившись трансгрессировать из дворца царя в замок Кощея, упала ему в ноги и попросилась назад. Но даже и после этого не было никакой причины не отдать её Ивану, если бы тот просто пришёл и попросил её вернуть, сказав, что ему без разницы, разучилась ли его жена превращаться в жабу. Принять решение бороться за неё с Иваном Кощей мог только в одном случае – если бы Василиса, как женщина, стала нужна ему самому.

И вот это вполне объясняет не только его мотивы, но и мотивы Яги.

Понятно ведь, что она – изначальная «боевая подруга» Кощея. Более того: в анимагии она, пожалуй, даже посильнее его была когда-то. А это значит, что схему с иглой-яйцом-уткой-зайцем-сундуком-дубом придумывали они вместе, и за «животную» часть отвечала как раз она. Но анимагия – это одно, а молодость и красота – это другое. Яга старела. Более того: не исключено, что из-за бесконечных экспериментов с внешним обликом (все эти оборотневские штучки) она могла начать стариться и раньше времени. И Кощей, соответственно, не мог рано или поздно не начать заглядываться на молоденьких учениц. Яга, должно быть, скрипела зубами, но терпела. Впрочем, возможно, и не всегда – зря ли он сослал её из замка на болото, в «избушку на курьих ножках?»

И всё же одно дело, когда «милый» тешит похоть с молоденькими, и даже когда отправляет в ссылку на болото – и совсем другое дело, когда у него вдруг возникают к кому-то более высокие чувства (пусть даже в этих чувствах больше отеческой заботы и ласки, чем собственно мужской любви). Вот это уже достаточный повод для мести «по-крупному». И когда Иван (тоже ведь не просто набредший случайно на избушку в лесу, а явно направленный туда кем-то знающим, и этот кто-то – не встреченный по пути старичок-боровичок, а явно человек из дворца) произносит в адрес избушки эпохальное «стань к лесу задом, а ко мне передом», Яга уже свой выбор сделала. И её совесть, между прочим, чиста: «раз ты, милый, девочке помог, так и я мальчику помогу».