О чем говорил мальчик - [13]
- Приготовиться!
Встали друг за другом, защелкнули за трос свои карабины. Дверь открыта.
- Пожалуйте, товарищи,-говорит инструктор,- на свежий воздух, прогуляться!
Мы двинулись к двери. Каждого инструктор провожает наставлением:
- Приземляться на обе ноги! Ноги вместе!
Порог! Заглядываю вниз. Ух, как земля далеко!
А какой кудрявый зеленый лесок с желтой полянкой! И какие среди деревьев домики, беленькие, аккуратные, игрушечные! До чего красиво!.. И до чего прыгать не хочется!..
Но тут меня кто-то корректно подталкивает в спину:
- Что же ты? Давай прыгай!
Шагаю через порог, в воздух. Почему это называется «прыжок»? Я просто вываливаюсь из самолета. Попадаю в медвежьи лапы ветра. С удивлением обнаруживаю ноги у себя над головой. В чем дело? Где земля? Рывок! И вдруг тишина и покой. Я вишу вверх головой. Надо мной белый купол парашюта. Подтягиваюсь на лямках. Оглядываюсь. Золотой воздух вокруг. И кто-то надо мной кричит, смеясь:
- Доктор! Не торопитесь, подождите меня!
Как славно! И как легко на душе! Вот, оказывается, до чего просто - прыгать с парашютом! Я преисполняюсь гордости и самоуверенности.
А через несколько дней ночью далеко за линией фронта инструктор снова открывает дверь кабины и говорит:
- Товарищи!.. За Родину!.. Пошел!..
Свежая плотная мгла ударяет в лицо. Наступают тишина и неподвижность. Только лямки, в которых я вишу, нагруженный сумками и оружием, больно режут под мышками. Очевидно, я каким-то образом остановился в воздухе!
И вдруг вижу под собой дымные красные костры, машущих руками людей (нас встречают местные партизаны), и все это быстро уносится от меня в сторону. Что делать? Смутно вспоминаю инструкцию: чтобы задержать полет, следует натягивать то одну стропу, то другую. Парашют начинает медленно поворачиваться. Кружится голова. Поднимается отвратительная тошнота… На мгновение мне становится все равно - выпускаю стропу.
Прихожу в себя, оттого что ветки шуршат вокруг меня. Земля мягко толкает в ноги. Шелестя, рядом опадает парашют. Я вынимаю маузер, сажусь на пенек и вытираю со лба холодный пот. Оказывается, прыжок с парашютом - это не просто вывалиться из самолета. Прыжок с парашютом - это искусство!
Почти два года с отрядом Дмитрия Николаевича Медведева провел я в глубоком тылу врага. За это время я прошел трудную школу, не только как врач, но и как спортсмен. И очень часто одно зависело от другого.
- Где доктор? Доктора скорее!
Я выглянул из шалаша. Ко мне приближался незнакомый человек с красной лентой на пилотке.
- Я здесь. В чем дело?
- Товарищ доктор, у нас в отряде тяжелораненый, а врача нет!
Медведев, наблюдавший за нами издалека, кивнул мне головой.
- Что ж, я готов, пошли.
- Да нет, пешком долго. К нам километров тридцать!
- А, ну тогда сейчас повозку…
- Нет, что вы, товарищ доктор! Лес! Болота! Дорог нет. Туда никакая повозка не проедет.
Я удивился:
- Самолета же у нас нет. Как добираться?
- Очень просто - верхом.
- Верхом?
- Ага, я привел вам лошадь.
Парень говорил об этом, как о совершеннейшем пустяке.
За неделю до этого я уже однажды попытался прокатиться верхом. Дело было на привале. Дали мне какого-то недоростка - крошечную лошадку, с необычайно игривым характером. Она умудрялась, вывертывая шею, то и дело кусать меня за колени. А когда я проезжал мимо выстроившегося в поход отряда, то зацепился ногами за кочку, и наглое животное просто вышло из-под меня.
На следующий день в нашей газете появился дружеский шарж: длинная, тощая фигура в коротеньком полушубке верхом на крошечной лошадке. В руках флажок с красным крестом и подпись: «Наша скорая помощь».
Теперь мне предстоял второй урок верховой езды.
При известии, что доктор сейчас поедет верхом, из всех шалашей высунулись ухмыляющиеся лица, один за другим потянулись к нам любопытные. Разведчик Борис Черный, не упускающий случая повеселиться, тут как тут.
И вот ведут ко мне высокую мохнатую кобылу с грустно опущенной головой. На ней партизанское седло: тонкий парашютный мешок с пришитыми к нему брезентовыми петлями вместо стремян. Под брюхом седло стянуто веревкой.
Не желая устраивать спектакль из второй своей поездки, я быстро разбегаюсь, чтоб ловко, по-кавалерийски, вскочить в седло. Кобыла косится на меня, видит, что я на нее бегу, делает шаг вперед… Удар! Я лежу на земле, а рядом катается от хохота Черный.
- Нельзя же бодать ее в брюхо! - задыхаясь, говорит он.
Поднимаюсь и подхожу к лошади с другой стороны. Стать ногой в стремя нельзя, так как седло плохо закреплено и непременно сползет. Цепляясь за гриву и длинную шерсть на боку, медленно подтягиваюсь на руках и… повисаю. Пытаюсь забросить ногу, но кобыла грациозным движением стряхивает меня.
Со всех сторон слышатся шутки, советы. Кто-то придерживает лошадь под уздцы, кто-то, ради смеха,- за хвост. Мне подставляют колено, подсаживают. И наконец я в седле, высоко над землей. Борис
Черный суетится, заправляет мои ноги в брезентовые стремена, с поклоном подает ивовый прутик. Беру его в левую руку, перекладываю в правую. Потом чувствую, что начинаю вместе с седлом медленно сползать набок. В отчаянии хватаюсь за веревочные поводья и вдруг… ветер свищет у меня в ушах, кусты то взлетают, то проваливаются. Меня трясет, швыряет во все стороны. За что-то хватаюсь, что-то кричу. Лес наползает на небо, все темнеет. Во рту клочья лошадиной шерсти, и перед глазами надо мной лошадиное брюхо - вместе с седлом я перевернулся и вишу под лошадью.
