— Ну и не примут твой танк на конкурс!
— Ещё как примут! Я первое место займу!
— Ой, держите меня! — закричала Люська. — Люсь, ты слышала? Я, между прочим, знаю, кто первое место займёт.
— Ну кто, кто? — закричали все.
— Так я вам и сказала!
— Ну и дура! — сказал Иванов, и тут же после этих слов зазвонил звонок на урок.
«СИНИЦЫНА, КУДА ТЫ СМОТРИШЬ?»
— Синицына, куда ты смотришь? — недовольно сказала Вера Евстигнеевна. — Что там у тебя под партой?
— Ничего.
Под партой в мешке лежало моё художественное произведение, и я всё время боялась наступить на него ногой. Поэтому я решила переложить мешок в парту, а портфель поставить на пол.
— Чем ты занимаешься? — рассердилась Вера Евстигнеевна. — Что ты там возишься, не пойму?!
Она быстро подошла ко мне и откинула крышку парты:
— Этого ещё не хватало! Зачем ты положила в парту мешок с обувью?
— Там не обувь, Вера Евстигнеевна. Там моё… моя… свинка… Ой, то есть хрюшка!
— Какая ещё хрюшка? — рассердилась Вера Евстигнеевна. — Синицына, что за шутки!
— Вера Евстигнеевна, это она на конкурс принесла, — вмешалась Люська. — У неё там свинья из пластилина.
— Ах, вот как? Что же ты, Синицына, сразу не сказала? Ведь это же совсем другое дело!
На перемене все меня сразу обступили:
— Покажи, Синицына, чего ты там слепила!
— Показывай свою свинью!
— Хитренькая какая! Все показали, а она молчит, воображает.
— Только, чур, не трогать! — сказала я. — А то вам бы всё руками хватать, знаю я вас!
— Очень надо нам твою свинью руками хватать! Небось такая страшила, что и близко не подойдёшь!
— Вот и не буду показывать.
— А ну, давай показывай! — заорал Иванов. — Нам в буфет бежать нужно!
И все заорали:
— Давай! Давай!
Пришлось мне вынуть мешок из парты.
Она там лежала, моя миленькая, бедная моя, в мешке. Я как открыла мешок, оттуда как пахнёт гуталином, как будто в мешке лежали начищенные до блеска сапоги, а не маленькая пластилиновая свинка.
Я её вытащила очень осторожно, во-первых, чтобы не повредить, а во-вторых, чтобы не тряхнуть невзначай, там ведь деньги — загремят, не дай бог.
Все ахнули.
— Ой, какая хрюшенька! — запищала Ирка Мухина. — Какая симпапулечка!
— Во даёт! — закричали все. — Ну и свинья! Прямо как живая!
И сразу протянули руки и хотели её схватить, но я закрыла свинку своим телом и сунула обратно в мешок, подальше от греха, как говорит Люськина бабушка.
— Подумаешь, какая! — скорчила физиономию Сима Коростылёва. — Свинью вылепила и развоображалась!
— И свинья-то ничего особенного! — пропищала Мухина. — Я бы тоже такую слепила, если бы захотела.
— Очень надо свиней лепить! — плюнул Иванов. — Вот танки — это я понимаю! — И помчался в буфет.
А Коля Лыков сказал:
— Отличная свинья! Ты их не слушай, Люся.
А Люська сказала:
— Просто их завидки берут.
И на этот раз она была права.
И вот настал последний урок.
Весь урок я беспокоилась всё больше и больше. Как же мне раньше в голову не приходило, что кто-нибудь захочет взять моё художественное произведение в руки, потрогать, посмотреть поближе?.. А вдруг ему захочется потрясти свинку?
От этой мысли мне делалось страшно, я представляла себе глаза этого человека, вытаращенные от удивления. Ещё, чего доброго, испугается, выронит свинку на пол, и тут — ой, прямо ужас какой-то! — она разобьётся, и все увидят, что она внутри белая!
Нет, не понесу её. Ни за что не понесу!
После уроков Люська сказала:
— Ну, пошли, уже все отнесли, одни мы остались.
— Знаешь, я передумала. Не хочу я в конкурсе участвовать.
— То есть как это «не хочу»?! — закричала Люська. — Нет, Коля, ты слышишь, она в конкурсе не хочет участвовать! Всё наше звено хочет подвести, чтобы мы на первое место не вышли!
— Мне моя свинья разонравилась.
— Да замечательная свинья! — загорячился Коля. — Неси её скорей в пионерскую комнату!
— Не понесу. Её все будут руками хватать и испортят.
— Тогда надо её поставить на дощечку и написать:
Я обрадовалась:
— Нет у меня никакой дощечки!
Но Коля сказал: «Минуточку!» — и исчез.
Я схватила портфель, мешок со свиньёй и ринулась к дверям, но Люська вцепилась в меня, как клещ, и заорала:
— Коля, держи её!
Коля ворвался в класс и тоже заорал:
— Не могу я одновременно дощечку искать и держать Синицыну!
— Держи Синицыну! — приказала Люська. — Дощечку я сама найду.
И вот мы с Колей остались одни.
Он держал меня за руку. Очень крепко держал.
Мне почему-то стало жарко, я даже забыла о свинье.
Я сказала:
— Пусти!
— Ни за что! — сказал Коля.
— Пусти сейчас же!
— Не пущу, потому что ты убежишь!
Так мы и стояли посреди класса.
Вокруг было солнце. Весёлые пылинки плясали перед доской. Коля крепко держал меня за руку. И вдруг в класс ввалился Пашка Иванов! Он увидел нас и остолбенел:
— Чего это вы делаете?
Коля покраснел и разжал руку. Я бросилась к дверям, но Коля в два прыжка обогнал меня и загородил дверь.
— Цирк! — сказал Иванов и, вместо того чтобы забрать танк, который он забыл, развалился за партой и ехидно уставился на меня и на Колю.
И тут прибежала Люська. В руках она держала старый деревянный стул из тех, что валяются на помойках, — с гнутыми ножками, круглой спинкой и продырявленным сиденьем.
