О Борисе. И — не только… - [20]
Да я сам Барьку буду тренировать лучше вашего. Он вам всем задаст. Ишь, грамотеи нашлись… Пожалеете о таком решении.
Но и я был неумолим. Пролетели три месяца, а летом, перед лагерными сборами, Алехандров-старший нашел меня. В глаза не смотрел, бубнил под нос о том, что да, он виновен и больше подобного не допустит. Но чувствовал я, что виновным-то он себя не признает. А вот сына видит пострадавшим от моего «произвола».
— Нет, назад дороги нет. Хотя…
Тут я ему предложил несколько каверзную вещь. Усадил за стол, дал бумагу, ручку, подвинул чернильницу:
— Так, пишем заявление с просьбой принять Бари назад в школу и личное обещание самому никогда не приходить на наши тренировки. Идет?..
Видел бы ты его лицо. Желваки заходили, глаза прищурил, ручку сжал — думал, сломает…
— Ладно, твоя взяла… На чье имя писать?
— На моё, на Стархова…
Сколько лет после того прошло? Двадцать? Тридцать! Сорок!
Свой громадный архив я «кончил» несколько лет назад, — вспоминает патриарх хоккея Павел Стархов. — А письмо Алехандрова-старшего — листок в косую линейку с выцветшими чернилами — как весточку из моей тренерской молодости хранил отдельно. Георгиевич в том заявлении горько каялся, и клялся мне больше никогда и ни во что не вмешиваться… Причем клятвы подчеркнуты двумя линиями. Чтоб, мол, я внимание обратил и поверил ему… Если честно, я ведь страдал не меньше их самих. Уж больно Бари как хоккеист хорош был даже в те свои четырнадцать лет…
Первый хоккеист, отбывший из Города в Столицу, в нашей памяти так и остается Первым. Бари Алехандров, младший по возрасту перебрался в Златоглавую позже. Мне же было интересно, как прошла встреча между Первым и Бари, поскольку оба играли в ведущих и весьма непримиримых командах.
— Очень, кстати, хорошо запомнил, — без всякого напряжения вернулся к первому свиданию на ледовой поляне мой собеседник. — Август тех лет, и всегда предсезонный турнир в честь нашей любимой спортивной газеты. По воле обстоятельств и результатам предыдущих встреч сошлись мы с нашим главным соперником в финале на льду Северной Пальмиры. Понятно, о дружеской ничьей и речи быть не могло. Настрой однозначный — победить любой ценой. Думаю, что и у наших противников тренерское указание носило весьма категоричный однозначный характер. Тем более, что наставник звездно-красных нас не очень-то и жаловал. Что касается взаимоотношений хоккеистов двух команд, то всегда оставались скорее дружески-подначивающимися, нежели чем злобно-агрессивными. Хотя по ходу игры всякое случалось, вплоть до мордобития. Но, повторю, за пазухой камня в виде затаенной обиды, ненависти никто не носил. Все выплескивалось в конкретной игре. Первая же встреча с Алехандровым оставила неприятное впечатление на всю жизнь.
…Выходим из раздевалки. Бравурный марш гремит во всю ивановскую; диктор что-то вещает хорошо поставленным голосом; и уже сошлись мы перед выходом на лед двумя рядами. По принятой в каждой команде традиции, лично я накатывался на поляну в самом конце. Получилось, что стою рядом с Валеркой Харламовым. Впереди него же снует ногами от нетерпения земляк мой Бари Алехандров. Что он принят в клуб звездно-красных, я уже слышал. Приятно, что мои родной Город «снабжает» Столицу хоккеистами. Смотрю ж я него и удивляюсь. Не вырос, не раздался мальчишка-мальчишкой. Тоненький, невысокий. Видно, конечно, что нервничает. Наклоняюсь я к нему и просто, по-дружески, пытаюсь сбить вот этот ненужный мандраж:
— Ну, здравствуй, земляк. Не волнуйся: лед такой же, как в нашем Городе. Может, мы немного другие. Но играть-то будем в любви и согласии?.. Или как?
Повернулся он ко мне, глянул снизу вверх (пропорционально росту между нами), глаза отвел, смачно сплюнул на обрезиненную дорожку и ни слова в ответ.
— Да-а-а, вот так ту встречу, и в особенности плевок пренебрежительный, навсегда и запомнил. Харламов же, ставший невольным свидетелем, беззлобно тогда хохотнул:
— Ну, как он тебя, Женька, а? «Отбрил» на полную катушку? Вот тебе и земляк… Воспитывай!
Честно сказать, процесс воспитания в долгий ящик я не отложил. Раньше, если ты помнишь, защитная сетка за воротами свисала этаким шлейфом. Так вот, в одном из эпизодов землячка своего я и приловил. Завалил «нежно», сеточку удавкой мотнул вокруг тонкой его шейки и давлю якобы в борьбе. Выбраться ему из-под меня ну никак: мал ростом, масса тела не та. Пара-тройка секунд — он уже и хрипит, ручонками ёрзает…
— Ну что, хамло, признавать своих будешь? Не наглей, рано тебе выёживаться…
Отпустил его. Багровое, злое лицо, в глазах же — бешенство и ненависть. Понял я, что урок ему совсем не впрок. И ничегошеньки Бари не внял, и отношение к земляку, даже старше его возрастом, вряд ли изменит…
ВТОРОЙ ПЕРИОД
О, обстоятельства! В некоторых случаях вы — удача, фанфары и цветы. В иных — провал, разгром, черная полоса невезения. В спортивно-цээсковской жизни Бориса Александрова по воле тренеров близкими ему людьми стали Владимир Викулов и Виктор Жлуктов. Повезло ему? Да не то слово! Чертовски повезло!
Записки рыбинского доктора К. А. Ливанова, в чем-то напоминающие по стилю и содержанию «Окаянные дни» Бунина и «Несвоевременные мысли» Горького, являются уникальным документом эпохи – точным и нелицеприятным описанием течения повседневной жизни провинциального города в центре России в послереволюционные годы. Книга, выходящая в год столетия потрясений 1917 года, звучит как своеобразное предостережение: претворение в жизнь революционных лозунгов оборачивается катастрофическим разрушением судеб огромного количества людей, стремительной деградацией культурных, социальных и семейных ценностей, вырождением традиционных форм жизни, тотальным насилием и всеобщей разрухой.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Оценки личности и деятельности Феликса Дзержинского до сих пор вызывают много споров: от «рыцаря революции», «солдата великих боёв», «борца за народное дело» до «апостола террора», «кровожадного льва революции», «палача и душителя свободы». Он был одним из ярких представителей плеяды пламенных революционеров, «ленинской гвардии» — жесткий, принципиальный, бес— компромиссный и беспощадный к врагам социалистической революции. Как случилось, что Дзержинский, занимавший ключевые посты в правительстве Советской России, не имел даже аттестата об образовании? Как относился Железный Феликс к женщинам? Почему ревнитель революционной законности в дни «красного террора» единолично решал судьбы многих людей без суда и следствия, не испытывая при этом ни жалости, ни снисхождения к политическим противникам? Какова истинная причина скоропостижной кончины Феликса Дзержинского? Ответы на эти и многие другие вопросы читатель найдет в книге.
Автор книги «Последний Петербург. Воспоминания камергера» в предреволюционные годы принял непосредственное участие в проведении реформаторской политики С. Ю. Витте, а затем П. А. Столыпина. Иван Тхоржевский сопровождал Столыпина в его поездке по Сибири. После революции вынужден был эмигрировать. Многие годы печатался в русских газетах Парижа как публицист и как поэт-переводчик. Воспоминания Ивана Тхоржевского остались незавершенными. Они впервые собраны в отдельную книгу. В них чувствуется жгучий интерес к разрешению самых насущных российских проблем. В приложении даются, в частности, избранные переводы четверостиший Омара Хайяма, впервые с исправлениями, внесенными Иваном Тхоржевский в печатный текст парижского издания книги четверостиший. Для самого широкого круга читателей.
Автор книги Герой Советского Союза, заслуженный мастер спорта СССР Евгений Николаевич Андреев рассказывает о рабочих буднях испытателей парашютов. Вместе с автором читатель «совершит» немало разнообразных прыжков с парашютом, не раз окажется в сложных ситуациях.
Эта книга рассказывает о героических днях гражданской войны, о мужественных бойцах, освобождавших Прикамье, о лихом и доблестном командире Филиппе Акулове. Слава об Акулове гремела по всему Уралу, о нем слагались песни, из уст в уста передавались рассказы о его необыкновенной, прямо-таки орлиной смелости и отваге. Ф. Е. Акулов родился в крестьянской семье на Урале. Во время службы в царской армии за храбрость был произведен в поручики, полный георгиевский кавалер. В годы гражданской войны Акулов — один из организаторов и первых командиров легендарного полка Красных орлов, комбриг славной 29-й дивизии и 3-й армии, командир кавалерийских полков и бригад на Восточном, Южном и Юго-Западном фронтах Республики. В своей работе автор книги И.