О бедном гусаре замолвите слово - [10]

– Кретин! Тебе скоро должны эполеты поручика вернуть! У тебя вся жизнь впереди, а ты ее мараешь… Я за тебя поручился, слово дал… Потому что сыном считаю. Я память отца твоего, друга незабвенного, чту!. Он на руках у меня умирал, просил: Ваня! Лешку моего не бросай! Человека из него сделай!» А ты…а ты… – И по мужественному лицу полковника, как и положено его званию, скатилась скупая слеза.

– Иван Антонович… – Плетнев был потрясен, впервые в жизни увидев слезы на лице командира. – Да вы что? Да я ради вас… Ну простите, ради бога, дурака. Не домыслил! Действительно, зачем мне жизнь молодую ломать? Да я его завтра как комара хлопну!

Полковник сокрушенно покачал головой и задумался.

По сравнению с заведением мадам Жозефины тюремное заведение выглядело более пристойным, но здешняя тишина, деловитость и строгая пустота пугали Настеньку куда больше.

Бледная от страха, она шла по унылому тюремному коридору, а сзади нее хромал на костылях Артюхов, подсказывая путь:

– Налево, сударыня. А сейчас соблаговолите направо. А вот и дверь заветная. Тут вас господин штабс-капитан и примет. Кстати, барышня, если уж хотите помочь папаше, то постарайтесь понравиться господину Мерзляеву…

– Я постараюсь, – робко ответила Настенька.

– Если он на чем настаивать будет, не кочевряжьтесь.

– Вы что это – в дурном смысле? – вспыхнула Настенька.

— В нем! – как отрезал Артюхов.

– Да вы что? Я – порядочная девушка…

– Поэтому и говорю – не кочевряжьтесь! Прошу! – Артюхов распахнул дверь и впустил запуганную Настеньку в кабинет начальника тюрьмы.

За время хозяйничанья в нем Мерзляева кабинет несколько похорошел: на окнах появились занавески, в вазах стояли цветы, клетки с говорящими попугаями были заменены на аквариум с молчащими рыбками. А в центре комнаты стоял стол, накрытый на две персоны. Горлышко бутылки с шампанским зеленело в ведерке со льдом. В кабинете никого не было, и Настенька робко присела на краешек стоявшего в углу стула. Неожиданно послышалась нежная музыка. Распахнулась дверь, и два жандарма, пыхтя, втащили широкий диван.

Настеньку передернуло.

– Тут, что ль, ставить? – спросил один жандарм у другого.

– А кто его знает, где он предпочитает… Давай тут! – Жандармы прислонили диван к стене и, не обращая никакого внимания на просительницу, удалились.

(Настала пора появиться хозяину кабинета, и он появился. До сих пор нам было недосуг описать внешность господина Мерзляева, а она того стоила: правильные черты лица, красивые серые глаза, гордый орлиный нос, волнистые волосы, стройная фигура – одним словом, он был весьма недурен собой, разрази его гром. Общеизвестная поговорка «Бог шельму метит» в данном случае не годилась, что свидетельствовало о том, что Бог и третье отделение смотрели на подбор кадров по-разному.)

– Сударыня, извините, что заставил вас ждать! – Мерзляев склонил свою красивую голову и поцеловал Настеньке руку. – Дел невпроворот! Не покладаю рук. Здесь ем, здесь сплю… Кстати, Настасья Афанасьевна, окажите любезность, разделите со мной скромный ужин старого холостяка. – Он жестом указал на накрытый стол.

– Господин Мерзляев, спасибо, что вы меня приняли.

– Какие пустяки! Это вы оказали мне честь! Богиня! Служительница Мельпомены снизошла до незаметного чиновника… Как сказано у Пушкина: «Я помню чудное мгновенье, передо мной явилась ты…» Это Александр Сергеевич, кажется, в ссылке написал, – разливая шампанское по бокалам, ворковал Мерзляев.

– Я по поводу папеньки, – начала излагать свою просьбу Настенька. – Была у судьи, в канцелярии градоначальника, все говорят, что это дело не в их компетенции… Что папенька якобы не случайно попал в госпожу градоначальницу, а… покушался!

– «Покушался»? – засмеялся Мерзляев. – Так прямо и сказали? Ха-ха… Ох и любят же у нас перегнуть палку!

– Чистое недоразумение! – радостно поддакнула Настенька.

– Ну, это как посмотреть! – Мерзляев неожиданно посерьезнел. – Он ведь не в студентишку какого-нибудь выстрелил, он попал в важную особу, да еще… в такое место, что дело приобретает эдакий, я бы сказал, сатирический характер.

– Он вообще не в нее целил! Он хотел попасть в офицера!

– Сударыня, – помрачнел Мерзляев, – думайте, что говорите! Значит, ваш папенька хотел убить защитника отечества!

– Я вам сейчас все объясню, – взмолилась Настенька. – В суфлерской будке во время представления появился пьяный офицер… В смысле – лицо… защитника отечества… и стало говорить…

– Что?

– Ну… Просто ерунду… В любви мне объяснялся.

– Это не по нашей части, – улыбнулся Мерзляев. – Любовь – дело полиции! А кто-нибудь еще видел этого офицера?

– Я и папенька!

– Больше никто? Плохо! Очень плохо, сударыня. Вряд ли вашему отцу удастся избежать наказания. Поверьте, я душой на вашей стороне, но как помочь? Прямо не знаю, с чего начать… Как подступиться к этому деликатному делу?

Мерзляев отхлебнул шампанское и зашагал по комнате, погрузившись в раздумья. Настенька поняла, что час расплаты пробил. Будучи любящей дочерью, она всхлипнула и начала боязливо расстегивать пуговки на своем платье. Мерзляев заметил это движение и удивленно вскинул бровь:

– Вам жарко, сударыня?