Нюрнберг предостерегает - [13]

Картина мира Гитлера напоминала лоскутное одеяло. В его мыслях и действиях все было построено на голом насилии. Коммунисты и социал-демократы Германии предупреждали немецкий народ, что национал-социализм является проявлением «всего скотского в человечестве». Даже Эрих фон Людендорф в письме своему другу рейхспрезиденту Гиндебургу писал: «Я торжественно предрекаю вам, что этот безумный человек столкнет наш рейх в пропасть и доставит непостижимые бедствия нашему народу. Если Вы сделаете это, то потомки будут плевать на Вашу могилу». Правда, законченный антисемит Людендорф предостерегал рейхспрезидента от Гитлера прежде всего потому, что считал фюрера марионеткой евреев.

С момента прихода к власти, за шесть с половиной лет, Гитлер протащил закон о полномочиях (24.03.1933 г.), подготовил для евреев рейха первую фазу кромешного ада на земле, устранил профсоюзы (2.05.1933 г.), принудил к «самороспуску» политические партии (июнь-июль 1933 г.), провозгласил закон «О новом переустройстве рейха» (30.01.1934 г.), сделал себя фюрером и рейхсканцлером (2.08.1934 г.), заставил вермахт присягать «Адольфу Гитлеру, фюреру немецкого народа и рейха», получил 90 процентов голосов на всенародном опросе 13 января 1935 года, объявил 11 марта 1935 г. всеобщую воинскую повинность, установил 7 марта 1936 г. суверенитет над Рейнской областью (1938 г.), оккупировал в марте 1939 г. Богемию и Моравию, образовал протекторат рейха.

1939-1941 годы

Л. Черная в книге «Коричневые диктаторы» пишет: «В исторической литературе до сих пор обсуждается вопрос, кто первый сказал «А» — Гитлер или Сталин?». Важно другое: только два диктатора могли буквально за несколько дней повернуть руль своей иностранной политики на 180 градусов».

Предлагая Верховному Совету СССР ратифицировать советско-германский договор о ненападении, Молотов как председатель Совнаркома и народный комиссар иностранных дел напомнил, что еще на XVIII партийном съезде (то есть 10 — 21 марта 1939 г.) т. Сталин разъяснил «нашу внешнюю политику».

«Говоря о наших задачах в области внешней политики, тов. Сталин, — сказал Молотов,— так определял тогда наши отношения с другими странами.

1. Проводить и впредь политику мира и укрепления деловых связей со всеми странами.

2. Соблюдать осторожность и не давать втянуть в конфликт нашу страну провокаторам войны, привыкшим загребать жар чужими руками.

Безусловно, Молотов был прав: «В Германии в общем правильно поняли... заявления тов. Сталина», для них они послужили сигналом к началу контактов с Советским Союзом по всем линиям.

Вторым сигналом была отставка наркома иностранных дел Максима Литвинова в мае 1939 г. Он был снят и заменен Молотовым совершенно внезапно, без всяких видимых причин. На посту наркома старый коммунист Литвинов пробыл целых 9 лет — с 1930 по 1939 г.

Литвинов был еврей. Сталин не хотел оскорблять «лучшие чувства» своих будущих партнеров. Молотов к тому же был вторым человеком в государстве, что сделало впоследствии его подпись под договорами с Германией особо весомой.

20 августа Гитлера осенила мысль. Он написал личное письмо.

«Господину Сталину. Москва.

Я уверен, что в самое ближайшее время прояснится суть дополнительного протокола, на котором настаивало ваше правительство, когда лицо, ответственное за подписание договора с немецкой стороны, лично прибудет в Москву для переговоров... Тем не менее я повторяю свое предложение о том, чтобы вы приняли моего министра иностранных дел 22 или в крайнем случае 23 августа. Он будет наделен всеми полномочиями составлять и подписывать как договор, так и протокол. Надеюсь на Ваш скорый ответ.

Адольф Гитлер».

Сталин не задержался с ответом.

«Канцлеру Германского Рейха г-ну А. Гитлеру

Я благодарю вас за письмо и надеюсь, что советско-германский пакт о ненападении ознаменует благоприятный поворот в политических отношениях наших стран... Советское правительство поручило мне довести до вашего сведения, что оно согласно перенести визит г-на Риббентропа в Москву на 23 августа.

И. Сталин».

23 августа четырехмоторный «Кондор», личный самолет фюрера, с Риббентропом и 37 членами немецкой делегации на борту приземлился на центральном аэродроме Москвы.

Риббентроп, ожидавший пышного приема, был удивлен. Его встретили лишь заместитель наркома В. П. Потемкин и шеф протокола Барков.

После завтрака в посольстве Риббентроп отправился на переговоры в Кремль. Переговоры начались в кремлевском кабинете Молотова ровно в 15 часов 30 минут.

Риббентроп не сомневался, что в начале переговоров он будет иметь дело с Молотовым и лишь на заключительной стадии к ним присоединится Сталин. «Поэтому он так изумился, — вспоминал Хильгер, — когда, войдя в кабинет, увидел Сталина, стоявшего рядом с Молотовым. Это был ход, рассчитанный на то, чтобы вывести Риббентропа из равновесия; это был намек на то, что договор будет заключен либо сейчас, либо никогда».

Риббентроп подготовил высокопарную речь о том, что «дух братства, который связывал русский и немецкий народы.» Но Молотов его оборвал: «Между нами не может быть братства. Если хотите, поговорим о деле».