Нюргун Боотур Стремительный - [12]

Я бы их отхлестал,

Я бы спины им ободрал,

Я, как струны, вытянул бы, шутя,

Становые жилы из тела их!

Верхнего мира абаасы —

Издревле наши враги,

Нижнего мира абаасы —

Шестизубые остроги,

Когда же они

Сюда налетят,

Толстую кожу мою разорвут,

Прольют мою черную кровь,

Ярость мою укротят?! —

Так он вызов на бой посылал

Безмолвствующим небесам,

Буйно шумел, кричал

Бездонным трем пропастям,

Вражду будил,

Беду наклика́л...

Трое суток прошло,

Только солнце всходить начало́,

Только нижняя грань

Слоистых небес

Заиграла

Росыпью золотой,

Вдруг свирепый вихрь налетел,

Все вокруг

Неистово закружив,

Леденящий ветер подул,

Могущий силой своей

Медвежью шкуру в клочки разорвать.

Забушевал ураган,

Заклубил летящую пыль...

Стабунились

Белые облака,

Взгромоздились

Черные облака,

Сбились в огромную тучу одну,

Заслонили блестящий небесный свод,

Затмили солнце дня...

Словно дух раздора

Илбис Кыыса[63]

Неистово крича, визжа,

Словно ворон брани

Осол Уола[64],

Свирепо вопя, кружа,

Сильный западный ветер завыл,

Закрутил,

Сгустил гудящую тьму...

То ли треснуло днище

Подземных бездн,

То ли с треском сломался опорный столб

Девяти небес,

То ли трещиной раздалась

Твердыня средней земли —

Оглушительно раскатился гром,

Молния полоснула во тьме,

День омрачился

Тенью грозы...

В беспечально светлой стране —

На изначальной земле,

Не видавшей инея, снега и льда,

Не знавшей зимы никогда,

Где теплое лето было всегда —

Стужею дохнула метель,

Снеговой буран налетел,

Ледяною крупою

Кипя и свистя,

Ледяными иглами шелестя...

Пополам со снегом буря несла

Гальку речную, красный песок,

Подымая вихри мелких камней,

Подымая вихри крупных камней,

Пастбища завалила она

Грядами брякающих камней...

Осьмикрайняя, о восьми ободах,

Гладко широкая,

Ясно высокая

Изначальная мать-земля

Закачалась на опорах своих,

Заплескалась, словно вода

В берестяном ковше.

Шум, и свист, и гром такие пошли,

Словно треснули, скрежеща,

Железные опоры земли,

Раскололся небесный свод.

Казалось — рушится, грохоча,

Гранитный купол подземных бездн.

Такой был грохот и шум,

Что страх людей охватил.

Кто труслив —

Забился в коровий хлев,

Кто посмелее —

Укрылся в чулан...

Владеющий Серо-стальным конем

Кюн Дьирибинэ-богатырь —

Он-то страха не знал,

Усмехнулся, сказал:

— Нагрянули, вижу я,

Долгожданные гости мои,

Норовящие нам в зятья!

Узнали они, видать,

Высокое имя мое,

Услыхали они, видать,

О доброй славе моей...

С неба ль налетели они

Или вылезли из-под земли?

Позабавимся,

Поиграем теперь,

Повертим, покружим друг друга теперь...

Попыхтят теперь они у меня!

Любого к земле пригну!

Прямо в поле

Прянул из дому он,

Во все стороны поглядел,

Пасмурный озирая простор.

И увидел —

У края средней земли

Под гранью слоистых небес,

У подножья западных гор,

На арангасе[65] большом,

На лабазе, поставленном высоко

На восемьдесят восемь подпор,

Богатырь-исполин лежит на боку.

В восемь сажен, примерно, ростом он,

Шестислойная кольчуга на нем —

Из сплошного железа броня.

Долгополая шуба его

Из облезлых шкур двадцати волов,

Павших от шатуна.

Длинная шея богатыря

Львиной шкурой затянута по кадыку,

На каменной крепкой макушке его

Расплющенная железная шапка,

Как гнездо хотоя-орла,

А поверх ее нахлобучен шлык

Из шкур околевших телят...

Надменно разлегся он на боку.

Безобразная харя его

Стала морщиться, дергаться,

Плюща нос,

Будто силился улыбнуться он.

Из глазницы, узкой, как щель горы,

Красными веками окружен,

Его единственный глаз

Землисто-мутно глядел...

Как подземного мира

Бездонный провал,

Разинув широкий рот,

Высунул он раздвоенный свой

Зелено-синий язык,

Как змею в семь сажен длиной,

Облизнул могучую шею свою,

Выгнутую шею свою...

Огромную голову опустив,

Как пригорюнившийся человек,

Начал без умолку он болтать,

Невнятно, хлюпая, бормотать,

Гмыкая и ворча,

Хихикая, хохоча;

Вдруг загудела земля,

От гула дрогнула даль,

Стоголосым эхом откликнулся лес,

Горы отозвались,

Так забасил он, заговорил

Абаасы-исполин.

ПЕСНЯ СЫНА АБААСЫ

Аар-дьаалы[66]!

Ай, испугал!

А я-то с миром пришел

В Айыы Хаана улус,

Где спокойно люди живут

С поводьями за спиной!

А я-то сватать пришел

Дочь Саха Саарын Тойона,

Дочь Сабыйа Баай Хотун,

Ставших матерью и отцом

Под солнцем живущих людей,

Ходящих на двух своих шатких ногах,

У кого лицо впереди.

Сестричку богатыря,

Владеющего Серо-стальным

Неудержимо буйным конем,

Кюн Дьирибинэ-удальца,

Скачущую на иноходце Гнедом,

Блистающую белым лицом

Бедненькую Туйаарыму Куо

Я наметил в жены себе,

Когда ей было три года всего.

Долго ждал я, пока она подрастет,

Изнывал, надеялся я,

Думая — прилечу,

Поцелую в белые щечки ее,

Ми... ми... милую

Невесту мою,

Обнюхаю ее, наконец —

Ню... ню... нюхалочку мою!

Предвкушал я, что лягу с ней,

В неге прижмусь

К драгоценному теплому телу ее,

Лучащемуся сквозь меха одежд!

Думал, надеялся я,

Что ждет она — не дождется меня...

Думал я, что от ожиданья у ней

Одеревенела спина,

Что от долгого ожиданья у ней

Затылок окоченел...

Наконец-то я

Притащился к вам...

Я спешил сюда, я летел,

Я боялся, что Верхнего мира боец,

Трехгранной стрелою

Бьющий стрелец —

Быстроногий Бараанчай[67]

Опередит,

Украдет ее...

И придется мне гоняться за ним,

Драться с ним,

Выбиваться из сил.

Потому-то я к вам спешил,

А быть может — уже опоздал?

Ох, досада...

Ох, горе мое!

Поспешал, беспокоился я,

Как бы не похитил ее