Нью-Йорк при свете костра - [2]

- Если вы говорите про меня,- громко рассмеялась она,- то надеюсь, что он будет таким же снисходительным к моему хозяйничанью, как вы сегодня.

- Пустяки,- сказал я,- не стоит и говорить об этом: я делаю все, чтобы угодить дамам".

Бед закончил свои воспоминания. Тогда кто-то спросил его: что он считает самой яркой и выдающейся чертой нью-иорскских жителей?

- Наиболее видной и особенной чертой нью-иоркца,- ответил Бед,является любовь к Нью-Йорку. У большинства из них в голове Нью-Йорк. Они слышали о других местностях, как, например, Вако, Париж или Горячие Ключи, или Лондон, но они в них не верят. Они думают, что их город это - все!

Чтобы показать вам, как они любят его, я расскажу про одного ньюйоркца, приехавшего в Треугольник Б., когда я там работал.

Человек этот пришел искать работы на ранчо. Он говорил, что хорошо ездит верхом, и на одежде его еще видны были следы таттерсаля.

Некоторое время ему было поручено вести книги кладовой на ранчо, так как он был мастер по цыфирной части. Но это ему скоро надоело, и он попросил более деятельной работы. Служащие на ранчо любили его, но он надоедал нам своими постоянными напоминаниями о Нью-Йорке. Каждый вечер он рассказывал нам об Ист-Ривере, и Д. П. Моргане, и Музее Эден, и Хетти Грин, и Центральном Парке, пока мы не начинали бросать в него жестянками и клеймами.

Однажды этот молодец хотел взгромоздиться на брыкливого коня, тот как-то вскинул задом, и парень полетел на землю; конь отправился угощаться травой, а всадник ударился головой о пень мескитного дерева и не обнаруживал никакого желания встать. Мы уложили его в палатке, где он лежал, как мертвый. Тогда Гедеон Пиз мчится к старому доктору Слиперу в Дог таун, за тридцать миль.

Доктор приезжает и осматривает больного.

- Молодцы,- говорит он,- вы смело можете разыг рать его седло и одежду, потому что у него проломлен череп. Если он проживет еще десять минут, это будет поразительный случай долговечности.

Разумеется, мы не стали разыгрывать седло бед кого малого,-доктор только пошутил. Но все мы торжественно стояли вокруг, простив ему то, что он заговаривал нас до смерти рассказами о Нью-Йорке.

Я никогда не видел, чтобы человек, близкий к смерти, вел себя так спокойно. Глаза его были устремлены куда-то в пространство, он произносил бессвязные слова о нежной музыке, красивых улицах и фигурах в белых одеждах и улыбался, точно смерть была для него радостью.

- Он уже почти умер,-сказал доктор:- умирающим всегда начинает казаться, что они видят открытое небо.

Клянусь, что, услышав слова доктора, нью-иоркец вдруг приподнялся.

- Скажите,- произнес он с разочарованием,- разве это было небо? Чорт возьми, а я думал, что это был Бродуэй. Товарищи, подайте мое платье. Я сейчас встану...

- Будь я проклят,- закончил Бед,- если через четыре дня он не сидел в поезде с билетом до Нью-Йорка.