Ныне и присно - [17]
Что еще за Светлана Борисовна? Впрочем, бог с ней. Что там сказала срамница в белом халате? Мать пришла? Мама! Тимша рванулся навстречу, едва не свернув капельницу.
— Ты куда?! — заполошенно гаркнул сосед.
Тимша замер, рука до боли, до посиневших ногтей стиснула хромированную спинку кровати.
— Это я, Сереженька! — ласково сказала худощавая женщина в блекло-коричневом платье.
Раздувшийся белый пакет оттягивал натруженную руку…
Чем-то вошедшая напоминала Агафью — походкой? Фигурой? Разрезом глаз? Так сразу и не понять… да и надо ли понимать?
Из Тимши словно выдернули поддерживавший стержень — он обмяк, медленно сполз обратно в постель. Да… конечно… это к непонятному Сергею, приятелю конопатого Веньки… С чего он решил, будто на пороге появится мама… и заберет домой, подальше от непонятного и неприятного мира? Глупо. Мог бы и сообразить.
В горле застрял горький ком. Тимша обиженно ушел вглубь себя, заперся, отгородился от сумевшей цапануть за живое реальности… и потому не удивился, что почуявший волю бес рванулся наружу, радостно воскликнув:
— Здравствуй, мама!
«Так-то лучше…» Тимша расслабился — отсюда, из глубины, странный мир казался ненастоящим, словно морозный лес на оконном стекле: подыши — жарко, в полную силу — и проглянет залитая солнцем улица, смешливые молодки в цветастых полушалках, яркие блики на речной волне…
Только подыши…
— Сачем стой, русска сопака?! Ходи, сол носи!
Сергей сжался, ожидая удара, но финн ограничился злобным рыком — калечить носильщика раньше времени Весайнен не велел. Мимо, сгибаясь под тяжестью мешка с солью, прошел Заборщиков. Искоса брошеный на Сергея взгляд говорил красноречивее любых слов.
«Проспал набег, немочь бледная!» — читалось в жгущем ненавистью взгляде. — «Не себя, не промысловиков даже — весь берег Терский не уберег! Кто теперь стариков упредит, чтоб из погоста уходили? Кто баб с детишками от немчуры уведет?!»
Как плетью хлестнул помор.
«Отвали, козел! — взвыл Сергей. — Причем здесь я-то?!»
Мысленно взвыл — что толку объясняться с пнями средневековыми? Решат, что под дурика косить затеял, вот и весь хрен. И вообще, что поморы не поверят — полдела. Чухонцам-то на фиг дурик сдался? Снести ему башку! Как Чунину.
Шабанов нервно передернул плечами. Ноги, тем временем, неверной походкой несли к складу — за солью.
Соли было много — не один десяток бочек трески насолить… Почерневший от свалившейся беды Заборщиков кинул на серегины плечи тяжеленный мешок.
Молча…
Сергей пошатнулся, но устоял. Уже на выходе его повело, заставив опереться на косяк… Устоял и здесь. Теперь утоптанной тропой к причалу, по скрипучим сходням на коч… Судя по отделке, в Ковде строеный…
«Это еще откуда? Хренов предок наружу прет? Давай, гад! Вылезай, не мешкай! Пора назад шкурами меняться!»
Чужие мысли елозили в глубине сознания, на поверхность
не спешили. «Ясен пень — кому охота корячиться? Шею под меч совать? Меня, падла, подставил, а сам свалил!»
Сергей мешал ругань с мольбой — ничего не помогало. Чужие мысли по-прежнему бултыхались на грани сознания. Возвращаться в свое тело предок не спешил. Оставалось только слушать — авось, что-то полезное всплывет…
«Разорили Ковду, поганые… а ныне Умбу зорить идут. Большой отряд у Пекки Весайнена — сотен семь привел… больше чем к монастырю Кандалакшскому по весне — немалую добычу взять полагает. Эх, Митрофана-атамана на него нету! Старики сказывали — плакали от него каянцы кровавыми слезьми, пока не вздумал атаман бросить промысел неправедный и в монахи податься…»
Из совсем уж подсознательных глубин вылезают похожие на обрывки исторических фильмов воспоминания — как предок в детстве с друзьями в дружинников Торжковских играл, восьмиречье[13] каянское деревянным мечом усмирял… Доусмирялся, мать его! Поделился счастьем! Живи, Сергей, да радуйся!
Рот наполнился желчной горечью. Шабанов сплюнул.
«Сколь той жизни-то осталось? Пока мешки на берегу. Зачем каянцам дохлый пленник? Морока одна…»
Из груди вырвался стон. Надзиратель презрительно скривился. Меч выдвинулся из ножен — на ладонь всего, и снова об устье звякнул. Напоминает, в чьих руках серегина судьба…
«А может это выход? Может смерть в прошлом домой вернет? Разозлить, и… дома?»
На миг показалось, что кошмарный мир просто привиделся, он в больнице, в палату входит… Мама?
— Мама!
Сергей рванулся навстречу… Хотел рвануться — тяжеленный мешок с солью придавил к земле, заставил упасть на колени.
— Встафай, пес! — прорычал охранник.
Сергей поднял взгляд — ну и гнусь! Клочковатая борода на полморды, сизый шишковатый нос, глаза, как у неандертальца — под надбровными дугами утонули, из глубины багровыми угольками светят… такому железякой по чужой шее шарахнуть — как после блошиного укуса почухаться. Только дай повод…
С коча на берег Букин спускается, лопарь порьегубский.
Глядит мимо… Словно и нет на свете Шабанова…
Увязший в глубине сознания Тимша крепко зажмурился, отчаянно мечтая, чтоб ничего этого не было — ни отряда Весайнена, ни горящих от соли ссаженных плеч, ни осудивших на вечный позор взглядов…
«Эх, поменяться бы с кем жизнями, все сначала начать!» — снова мелькнула горячечная мысль…
Наш мир от абсолютного зла отделяет лишь очень тонкая грань, и большинство людей в погоне за наживой, сами того не замечая, ежедневно делают эту грань еще тоньше. Зло приходит в наш мир все чаще, и проявления его все отвратительней. Лишь горстка храбрецов, именующих себя Серыми Ангелами, противостоят этому, но до победы еще очень далеко. Ведь Брызги зла разлетаются повсюду.
Жестокой и кровавой была борьба за Советскую власть, за новую жизнь в Адыгее. Враги революции пытались в своих целях использовать национальные, родовые, бытовые и религиозные особенности адыгейского народа, но им это не удалось. Борьба, которую Нух, Ильяс, Умар и другие адыгейцы ведут за лучшую долю для своего народа, завершается победой благодаря честной и бескорыстной помощи русских. В книге ярко показана дружба бывшего комиссара Максима Перегудова и рядового буденновца адыгейца Ильяса Теучежа.
Повесть о рыбаках и их детях из каракалпакского аула Тербенбеса. События, происходящие в повести, относятся к 1921 году, когда рыбаки Аральского моря по призыву В. И. Ленина вышли в море на лов рыбы для голодающих Поволжья, чтобы своим самоотверженным трудом и интернациональной солидарностью помочь русским рабочим и крестьянам спасти молодую Республику Советов. Автор повести Галым Сейтназаров — современный каракалпакский прозаик и поэт. Ленинская тема — одна из главных в его творчестве. Известность среди читателей получила его поэма о В.
Автобиографические записки Джеймса Пайка (1834–1837) — одни из самых интересных и читаемых из всего мемуарного наследия участников и очевидцев гражданской войны 1861–1865 гг. в США. Благодаря автору мемуаров — техасскому рейнджеру, разведчику и солдату, которому самые выдающиеся генералы Севера доверяли и секретные миссии, мы имеем прекрасную возможность лучше понять и природу этой войны, а самое главное — характер живших тогда людей.
В 1959 году группа туристов отправилась из Свердловска в поход по горам Северного Урала. Их маршрут труден и не изведан. Решив заночевать на горе 1079, туристы попадают в условия, которые прекращают их последний поход. Поиски долгие и трудные. Находки в горах озадачат всех. Гору не случайно здесь прозвали «Гора Мертвецов». Очень много загадок. Но так ли всё необъяснимо? Автор создаёт документальную реконструкцию гибели туристов, предлагая читателю самому стать участником поисков.
Мемуары де Латюда — незаменимый источник любопытнейших сведений о тюремном быте XVIII столетия. Если, повествуя о своей молодости, де Латюд кое-что утаивал, а кое-что приукрашивал, стараясь выставить себя перед читателями в возможно более выгодном свете, то в рассказе о своих переживаниях в тюрьме он безусловно правдив и искренен, и факты, на которые он указывает, подтверждаются многочисленными документальными данными. В том грозном обвинительном акте, который беспристрастная история составила против французской монархии, запискам де Латюда принадлежит, по праву, далеко не последнее место.