Нувориш - [44]

– Кто такие и чего надо? Полковник достал удостоверение.

– Полковник Задонько из министерства внутренних дел. Начальник управления по борьбе с организованной преступностью.

Ожидал, что хозяин испугается, хотя бы смутится, но ничего подобного на его лице не отразилось. Лишь спросил:

– Ну и что?

– У нас есть сигнал, что в вашем сарае перепрятываются вещи, украденные из контейнеров на железной дороге под Ребровицей.

– И кто вам только наплел такую глупость?

– Глупость – не глупость, а должны проверить. Михайленко пожал плечами и отступил от калитки.

– Прошу, проверяйте, если не лень. – И добавил, разведя руками: – И вы притарабанились из самого Киева? Одного бензина сколько сожгли!

Была в его голосе такая уверенность в своей правоте, что полковник понял: прокол, фига с маслом под самый нос. Ясно, что бандиты уже вывезли все до нитки, и председатель колхоза только посмеется над ними.

Сарай, как и рассказывал Моринец, стоял близко от ворот, к нему вела заасфальтированная дорожка, справа виднелись яблони с большими краснобокими плодами, над кирпичным одноэтажным домом нависало ореховое дерево: на земле валялись орехи в бурой полопавшейся кожуре.

Михайленко моментально управился с большим амбарным замком. Распахнул двери, включил свет, хотя на дворе еще было хорошо видно. Стал у входа в сарай и, склонившись в шутливом полупоклоне, пригласил:

– Прошу, ищите, дорогие гости. – Лицо председателя расплылось в злорадной улыбке. – Наверху сено, – указал на сеновал, – прошу не курить.

Задонько прошелся по пустому сараю. Цементный пол, оштукатуренные стены. Две больших электрических лампочки на двести ватт каждая. На полках всякая дребедень, справа от входа стол, на стене над ним в различных гнездах ключи, клещи, кусачки, на столе банки с краской и лаком, словом, все, как у по-настоящему заботливого хозяина.

А Михайленко оперся спиной на притолоку и глаза его так и излучали веселье.

– Удивляюсь я своим односельчанам, – сказал, метнув выразительный взгляд на двоих его соседей, приглашенных в качестве понятых, – живет себе человек и не ведает, что какая-то свинья на него донос пишет. Бандитом тебя окрестил – это же надо! Грабителем! И солидные люди верят разным прохвостам, едут аж из Киева, чтобы убедиться: тут живет истинно честный человек. Ничем не запятнанный. Да я за доблестный труд звание Героя получил!

«А ты еще и нахальный, – подумал Задонько. – Нахальный и хитрющий. Да что попишешь: не говори „вор“, пока за руку не поймал».

Полковник вдруг заметил в углу на полу несколько маленьких клочков бумаги, подобрал их и спрятал в пластиковый кулечек, туда же сунул кусочек картона, видно, от коробки из-под компьютеров или видеомагнитофонов, но сделал это скорее для проформы: коробок-то давно нет и сравнить найденное не с чем.

Показал свои трофеи понятым.

Вдруг председатель колхоза рванулся к нему.

– Вещественные доказательства собираешь? Полковник Задонько, говоришь? Большой начальник, сказывал. А я с… хотел на всех больших начальников. Мы тут хлеб выращиваем, всех вас, бездельников, кормим – и вот тебе благодарность! Была бы еще наша партия, слетел бы ты, полковник, со своей должности, как пить дать, я бы сам в ЦеКа поехал, тогда б узнал, как порочить честных тружеников! По какому праву, спрашиваю?

«Ну, качай, качай права, – чуть не вырвалось у Задонько, – ты сейчас на коне, и я должен отступить, но еще посмотрим, чья возьмет. Нет преступлений, которые нельзя было бы раскрыть, и скоро мы возьмем тебя, пройдоху, на цугундер, что тогда запоешь? Обязательно докажем: рыльце у тебя в пуху, по глазам даже видно, вон как блудливо бегают. Но нет у тебя сейчас, полковник, ни одного доказательства, и должен ты извиниться и убраться отсюда, пока жив и цел. Сэ ля ви, как говорят французы».

Задонько развел руками и, усмехнувшись Михайленко как можно любезнее, сказал:

– Действительно, донос. Анонимщик проклятый, написал в министерство, а нам что остается? Пришлось проверить.

Версию про анонимку Задонько подбросил специально, чтоб запутать председателя: может, и поверит – сигнализировал в министерство кто-то из сельских недоброжелателей, подсмотрел и донес.

Однако глаза председателя все еще метали молнии, и полковник, хоть и не хотел этого, вынужден был добавить:

– Прошу прощения, такая уж служба.

Лишь после этого Михайленко немного оттаял.

– Служба у вас и правда дерьмовая, – все же не удержался, чтоб не уколоть. – Да ладно уж. Забудем.

– Забудем, – сделал вид, что повеселел, Задонько. – Напрасно из Киева ехали. Только, как вы правильно заметили, бензин сожгли. А с ним на Украине, ох, как трудно!

– Даже у нас в колхозе с этим загвоздка. Чем под озимые пахать, а весной сеять как?

Задонько пятился к калитке, всем своим видом демонстрируя смущение.

«И все же я возьму тебя за шкирку, – пообещал. – Но сегодня твоя взяла».

Милицейский «бобик» выпустил струйку сизого дыма, развернулся и направился в Киев. А Михайленко, переждав часок, завел свою «Волгу» и поехал в Ребровицу. С почты позвонил на дачу Яровому. Ожидал с минуту, пока не взяли трубку.

– Леонид Александрович? Это я, Василий из Михайловки. Неприятности. Приезжали из Киева, слыхали, есть там шмендрик, Задонько. В министерстве сидит, лично приезжал. У нас чисто, сами знаете. Все, заканчиваю.