Нумерация с хвоста. Путеводитель по русской литературе - [2]

Странным образом эта американская модель ближайшего будущего реализовалась в России уже сегодня; именно «культурой изобилия» и можно назвать отечественную литературу в 2008 году; «продуктов» было больше, чем когда-либо, они отличались феноменальным разнообразием, и очень немногие из них были при этом бестселлерами. У русской литературы-2008 был «длинный хвост».

Базовый список

Симптоматично любопытное явление, получившее широкое распространение, и далеко не только в России: так называемая listmania: всеобщая одержимость составлением собственных списков чего-либо – лучшего, худшего (особенность времени, точно подмеченная Быковым, сделавшим это сюжетом своего романа) – за определенный период. Лучшие романы тысячелетия – первая десятка. Пять главных рассказов месяца. И так далее. Раньше «калокагатия» – способность выбрать лучшее, по-гречески, – считалась особым искусством, а привилегия обнародовать некие списки принадлежала исключительно экспертному сообществу; как и многое другое после распространения интернета, эта сфера пережила либерализацию. Удивляться новой эпидемии особенно не приходится – мало кто составлял списки в 1908 году, когда, судя по годовым обзорам Чуковского, за сезон выходило пять-шесть отечественных романов, достойных упоминания всеядного, в общем, критика. В 2008-м не надо быть всеядным, чтобы найти до сотни относительно интересных книг, так что listmania – это естественная реакция на очевидное изобилие материала, на бесконечное удлинение «хвоста»; он увеличивается с такой скоростью, что традиционные институции попросту не справляются с его структурированием.

Мы составили свой список произведений, которые показались нам достаточно репрезентативными именно для этого, 2008 года.

Базовый корпус текстов, о котором пойдет речь далее, не имеет отношения ни к спискам бестселлеров, ни к иерархии высоких и низких жанров, ни к премиальным листам, ни к количеству средств, инвестированных в маркетинг, ни к количеству рецензий в прессе, ни к известности имен. Мы отбирали для своей версии того, как выглядел «длинный хвост», так или иначе только «хорошие» тексты – у которых, по нашему мнению, есть основания – и шанс – задержаться в истории литературы, хотя бы и в качестве курьезов; в гиде Мильштейн диким образом соседствует с Робски, а Бушков с Шаровым. Здесь есть и абсолютные «ворстселлеры», есть книги в жутких «жанровых» обложках, которые вообще обычно игнорируются литературными обозревателями. Еще больше можно сказать о том, чего здесь нет – и намеренных пропусков тут больше, чем случайностей. К сожалению, мы не имели возможности заниматься «однодневками» – хотя, по-своему, это очень интересный феномен.

Разумеется, наблюдатель влияет на наблюдаемое, любые указания на центр и периферию всегда тенденциозны и искажения неизбежны; можно представить себе и альтернативную – Битов-центричную или даже Глуховский-центричную, например – картину 2008 года (впрочем, при всех потенциальных достоинствах последней, это картина не того мира, где хотелось бы оказаться).

«Экономический рост» – то есть расширение корпуса текстов – очевидно, происходил не за счет «звезд», гарантированных авторов бестселлеров, а за счет «второстепенных» авторов. 2008-й не был годом «блокбастеров» – условно говоря, Пелевина/Сорокина/Иванова/Быкова/Улицкой/Рубиной/Шишкина/Битова. В русской литературе сейчас очень сильная «средняя линия», едва ли не бесконечный ресурс «второго ряда»: Бояшов, Архангельский, Юзефович, Сенчин, Самсонов, Некрасова, Мильштейн, Чижов и проч. Именно эти не слишком известные – но никак не «второстепенные», в уничижительном значении – авторы и дают ощущение объема, по-настоящему большой, глубоко эшелонированной литературы, далеко не сводящейся к блокбастерам. В русской литературе 2008 года был очень, очень длинный хвост; и не просто дополнительный атавистичный орган, а основное тело, во много раз перевешивающее бестселлерную «голову».

В нашей выборке представлено 50–60 текстов, но на самом деле их было даже больше, может быть, до сотни. Новых отечественных книг было так много – наверное, больше, чем когда-либо, в абсолютном исчислении, – что их можно было бы размазать по оси времени; такого количества текстов русской литературе хватило бы года на три безбедного существования. Скорее всего этот скачок в графике – отражение не какого-то особенного интеллектуального всплеска, – а следствие ситуации, когда у большого числа людей были время и средства писать книги, отвлекшись от чего-то еще.

Ошибка Битова

Не исключено, что единственная сфера экономики, где отечественный продукт вытеснил иностранный и оказался способен по-честному конкурировать – это литература. Некоторым образом русской литературе подыгрывает благоприятная внешняя конъюнктура: современной зарубежной прозы переводится по-прежнему много, но этот поток гораздо слабее, чем еще года три назад. Серии переводного фикшна съеживаются или закрываются вовсе; переводная литература, пусть даже более высокотехнологичная, чем русская, не в состоянии с ней конкурировать в качестве инструмента, объясняющего, что на самом деле тут происходит – подоплеку исторического процесса; людям, испытывающим дефицит национальной идентичности, не слишком интересны изыскания, касающиеся чьего-то чужого прошлого. Ощутимо разные истории – и ощутимо разные типы нынешнего «процветания», условно говоря, лондонского и здешнего.