Нуменал Анцельсы - [60]

— А что с остальными?

— Сначала их хотели отправить в кибернарий, где хранится архивированная робототехника. Но Янз — а дело было еще при нем — был горазд на выдумку. К тому же он оказался ярым таксидермистом: изготавливал чучела местной живности и расставлял их на станции. Парабиандров постигла та же участь. Они были выпотрошены, набиты каскаденианским сеном… ха-ха… и расставлены по периметру.

— Что-то я такого не заметил.

— Это все ультиматор. Он распорядился убрать шедевры Янза и утилизировать их. А жаль. Они так хорошо смотрелись на фоне этой идиотской, до сих пор вызывающей у меня тошноту растительности. К тому же отпугивали стегоцефалов.

— Но они же безобидные.

— Так только кажется. Всякий раз при виде этих гнусных тварей у меня появляется желание взорвать планету.

— А что Янз?

— Янз настолько разозлился, что сжег свои творения, пепел развеял и больше к теме таксидермии не возвращался.

— На этом вопрос с андроидами разрешился?

— Нет. Потом Арни попытался заказать себе герлиандру. Но ему отказали.

Шлейсер этому не удивился. Несмотря на потуги сексологов, вопросы половых отношений в космосе продолжал оставаться достаточно острым. Там где было возможно, космиян комплектовали парами. Там же где нет… Одно время герлиандры, пласт-инджианы и орсеании заменяли на военных кораблях женщин, исполняли их роль. К чему это приводило — нетрудно догадаться. Дисциплина в подразделениях разлаживалась, порой так, что между солдатами вспыхивали ссоры, приказы не исполнялись. Любовные утехи настолько увлекали служивых, что все чаще стали отмечаться случаи нарушения присяги и отказа от сопряженных с риском заданий. В конце концов это безобразие прекратили и вернулись к испытанному правилу: исключить присутствие жриц любви, пусть даже и не настоящих на борту военных космолетов. Что касается исследовательских экспедиций, то их участникам при отсутствии пары и с личного согласия вводились спецпрепараты, понижающие активность половых желез. Другого пути просто не было. И тот, кто определил для себя выбор, связанный с Дальним космосом, сознательно шел на ряд ограничений и сопряженных с ними неудобств. В отношении же частных предпринимателей и просто любителей попутешествовать, то для них в этой части ограничений не было.

Все это Шлейсер знал, но, учитывая нестандартность ситуации, все же спросил:

— Что послужило причиной отказа?

Фил вздохнул и с кислой миной продолжил:

— Чего скрывать. Все мы не прочь бы здесь поразвлечься. Сам я не пробовал, но мне говорили: герлиандра так отлюбит — никакой женщины не захочешь. К тому же, уговаривать ее не надо. И платить… Но какой-то кретиноид из Амфитериата решил, будто мы, включая даже Рона, который на мой взгляд является образцом ригоризма, решили устроить здесь вроде как вселенский промискуитет с перверсиями [53]. Представляешь?.. Содом и Гоморра на планете — надежде человечества. Конечно же, никто наверху на это не пошел. Арни, так вообще хотел удавиться. Но потом, как и мы, смирился. А что делать? Выхода нет. Терпи, надейся, жди. Решай свои проблемы сам. Как можешь…

Для Шлейсера с момента деструкции «Ясона» тема взаимоотношения полов как-то отошла на второй план. Другие мысли отвлекали. Но в последнее время он все чаще стал думать о Сете. И не столько отвлеченно, как о неком обезличенном разлукой образе, бестелесном предмете любви, а как о волнующем, казалось ни на йоту не иссякшем за годы близости источнике наслаждения, обладательнице, он был уверен, самых что ни на есть восхитительнейших прелестей и совершенств. Каких только сочетаний и сплетений в условиях регулируемой от невесомости до изрядных перегрузок обстановки они не перепробовали. Повторения ощущений не было. Прелюдии… Каждый раз к уже известному, испробованному добавлялось что-то новое, по-особому пленительное, отзывающееся в сердцах и душах каждого упоительнейшим трепетом в ответ на сладостные токи от мест волшебных соприкосновений и от ажитированных до крайней меры крайности сенсуальных мембран. С годами ощущения только усиливались. И казалось, нет тому предела… Сливающиеся в слаженном ритме тела. Сводящие с ума изгибы грациозного стана… Страстные вскрики и заглушаемые поцелуями стоны. Отдача в безудержном порыве всего своего «я» и безграничное обладание каждой клеточкой ее тела… Медовые уста. Твердеющие под ласками соски пружинящей груди. Малейшие ли выступы, впадинки в разводе бедер. Припушенный бархатистой порослью нежнейший из цветков… Упоение счастьем должно было продолжаться долго. Очень долго. До бесконечности… Дрожание налитой силой плоти. Истекающий животворящим соком обвод божественного устья. Пульсация сердец… Да, он не был импотентом. И она не относилась к фригидомам. Оба были гедофилами. При разнице в десять лет они научились уравновешивать отношения и, прекрасно дополняя друг друга, сохраняли здоровую полярность. А взаимная предрасположенность к наполненной «дендж-алармом» жизни сближала их еще больше. Удивительно. Насыщенность регулирующих эмоции лимбических систем у обоих примерно была одинаковой. Обычно у женщин таких рецепторов больше. Именно поэтому мужчины меньше переживают при просмотре жестоких сцен или читая душещипательные истории. Им нужны более сильные впечатления: зависнуть на минуту-другую в протуберанце изготовившейся к взрыву сверхновой или, скажем, нырнуть в бездну заметаненного сателлита еще никем не покоренного метаформа. Да, сначала думалось так — от нее требуется всего ничего: добрая душа, профессиональные знания, сексуальное тело. Его мало интересовала архитектура ее сознания, ход ее мыслей. Казалось, в отлаженных временем отношениях сложилось все. Не было одного: осознания момента истины и понимания того, что не поддается расшифровке ни одной из любящих сторон, как бы они не любили друг друга… сколько бы не прожили вместе… Физика любви, если она вообще существует, еще не обрела сколь явно выраженный или даже предположительно условный и хоть в какой-то мере поддающийся математическому обоснованию вид. Он понимал одно: сосуд душевных отношений всегда должен быть наполнен до краев и старался не допускать недо-перелива. Она боялась старости. Боялась и не понимала, что не может в его глазах состариться, что ни на день для него не постарела с той минуты, когда он понял, что любит ее, а значит, готов приспосабливаться, готов уступать. Со временем необходимость применяться к уровню и образу ее мышления стали второй натурой. Сложилось так: мысль о ней стала первой реакцией пробуждающегося после инфортационных ударов сознания. Сейчас он уже не мог вспомнить, когда по-настоящему прикипел к ней душой.