Нулевой след - [15]

Согласно теории Олдо, еще одного водителя Хайлюкса, этот маршрут из Хитроу был стопроцентно неоптимальным, но был необходим, поскольку позволял развивать некоторые навыки вождения, которые невозможно было практиковать на дорогах Лондона.

Приготовившись к неудобствам быстрого разгона с места на пулезащищенных шинах, Милгрим посмотрел вниз, на тонкую полоску бедра водителя на соседней полосе движения справа и пропустил переключение светофора.

Затем они полностью погрузились во вращательное движение, в котором водитель успевал уверенно и последовательно перебрасывать боком странно-пугливую, но безопасно-массивную тушу Хайлюкса в безумно-крошечные, открывающиеся на боковых полосах свободные места.

Милгрим не знал почему ему так нравилось это. До его лечения в Базеле он обычно держал глаза закрытыми во время таких моментов. Если бы заранее знал об этой трансформации, попросил бы продолжить лечение. Сейчас же он сидел с довольной ухмылкой, зажав стоящую между колен красную картонную тубу, придерживая ее пальцами обеих рук, как джойстик.

Когда развязка закончилась, он таинственно-удовлетворенно вздохнул и почувствовал на себе взгляд водителя.

Этот водитель не был таким же разговорчивым как Олдо, к тому же занимался еще и анализами мочи. Олдо никогда не ездил обратно в Лондон с флаконом остывающей мочи в кармане пальто.

Олдо как то рассказал Милгриму все, о Тойота Хайлюкс, о броне Янкеля и о пуленепробиваемых стеклах и шинах. — Боевая машина, — уверял его Олдо, в Лондоне встречалась редко, по крайней мере пока не появились экземпляры серо-серебристой раскраски. Милгрим не спрашивал почему эти характеристики особенно необходимы, подозревая что в этой области есть какие-то свои тонкости.

В конце концов, сейчас, после гораздо менее интересного отрезка пути, показалась Иустон Роад, откуда как он считал уже начинается настоящий Лондон.

Это как вход в компьютерную игру. Ландшафт может быть плоским или перенасыщенным, сконструированным фрактально или детально проработанным, с симпатичными, но порой нереалистичными строениями. При этом порядок их расположения может изменяться с момента, когда ты в последний раз здесь бывал. Фрагменты, из которых все это составлено кажутся знакомыми, но это лишь временные конструкты трансформирующейся территории, шкатулка с сюрпризами, некоторые из которых возможно даже вполне приятные.

Разнородный асфальт под пуленепробиваемыми шинами порождал неприятные ощущения. Булыжные покрытия были еще хуже. Он откинулся на спинке сиденья, держа руки на красной картонной тубе, когда водитель ввернул машину в бесконечную серию огибающих углы поворотов, стараясь при этом максимально долго удерживать ее параллельно бордюру. Милгрим догадался что это уже Тотенхем Курт Роад. Машина направлялась прямо в сердце города, в Сохо.

* * *

Рауш ждал его перед входом в офис Голубого Муравья. Его короткие, прозрачные, черные волосы, выглядели как нечто, напыленное из баллончика. Водитель позвонил ему когда они ползли в пробке по Бик Стрит. Как прикрытие от капель дождя, Рауш держал над головой журнал.

Выглядел он нарочито растрепанным, однако по-особенному, каким-то одному ему известным способом. Весь внешний вид его был сконструирован так, чтобы нести в массы идею невесомо-выразительного минимализма. Хотя непохоже было что усилия принесли результат. Узкий черный костюм выглядел помятым. Вздувшиеся пузыри в районе колен на брюках. Со стороны руки, которую он поднял над головой, чтобы держать журнал, висел выбившийся из брюк край его белой рубашки. Стекла очков Рауша были оборудованы собственным врожденным косоглазием, и давно мечтали о чистке.

— Спасибо, — Милгрим поблагодарил водителя, который нажал кнопку, открывая замок пассажирской двери. Водитель ничего не ответил. Они стояли за черной тушкой такси, чуть чуть не доехав до входа.

Милгрим открыл дверь, и она быстро и рванулась распахнуться наружу всей своей немалой массой. От обрыва с петель ее удерживала пара мощных нейлоновых строп. Он выбрался из машины, прихватив свою красную тубу и сумку, мельком успев заметить красный резервуар пенного огнетушителя под пассажирским сиденьем. Затем он попытался закрыть дверь, толкнув ее плечом, которое отозвалось неприятными ощущениями — Оуч, — выдохнул он. Затем поставил сумку на тротуар, зажал тубу подмышкой и другой рукой сумел закрыть бронированную дверь.

Рауш наклонился чтобы поднять его сумку.

— У него анализ мочи, — сказал Милгрим, показав на машину.

Рауш выпрямился, и состроил брезгливую гримасу. — Да, он доставит его в лабораторию.

Милгрим кивнул, обвел взглядом толпы пешеходов, которые чрезвычайно привлекали его в Сохо.

— Они ждут, сказал Рауш.

Милгрим последовал за ним в офис Голубого Муравья. Рауш приложил пластииковый бэйдж ключа к металической пластине и дверь, состоящая из единого листа зеленоватого стекла, толщиной в два дюйма, открылась.

Интерьер фойе представлял собой комбинацию чудовищно дорогой частной школы искусств и государственного учреждения безопасности. Именно так в представлении Милгрима они и должны были выглядеть, хотя на самом деле он ни разу в таких заведениях не бывал. Массивная люстра на потолке, в центре, сконструированная из тысяч пар рецептов на очки, элегантно представляла собой часть школы искусств. Часть же Пентагона (или возможно Белого Дома) выпирала сильнее. Полдюжины больших плазменных экранов, постоянно демонстрирующих новейшие товары фирмы. По большей части реклама Европейских и Японских автомобилей. Бюджеты на производство обычного фильма, в сравнении с бюджетами на производство таких рекламных роликов, выглядели карликовыми. Под этими экранами двигались люди, с такими же бэйджами, каким Рауш открыл дверь. Владельцы бэйджей как правило носили их на шее, на тканых лентах разных оттенков. Некоторые бэйджи были окаймлены повторяющимися изображениями логотипов различных торговых марок и проектов. Над всем этим витал аромат исключительно хорошего кофе.