Нукер Тамерлана - [9]
Коренастый очухиваться не торопился. “Похоже, я все-таки переборщил”, — подумал Дмитрий мимолетом. Он смотрел на селение, купающееся в тени деревьев, решая, стоит ли туда идти. Там еда, вода и должна быть связь… Потом снова перевел взгляд на копье, которое продолжал сжимать в руке. Оно ему не нравилось. Будило то нелепое иррациональное чувство, которое он уже испытал ночью. Леденящее ощущение какой-то необратимости и неправильности происходящего с ним. И оно подсказывало, что в селение идти ни в коем случае нельзя.
Логика протестовала. Он может похлопать коренастого по щекам, привести в чувство или попросту взвалить на спину и отнести туда — к людям, к пище, к воде и к своему благополучному возвращению домой из неожиданного и непонятного путешествия. Он продемонстрирует мирные намерения, и все станет на свои места…
Но осуществить все эти благие намерения мешало копье — оно было как чудовищное наваждение. Он боялся этого копья с полированным древком и заточенным наконечником — так же, как некоторые инстинктивно боятся пауков. Без видимой причины, но — до судорог. Он положил копье на землю, рядом с лежащим, надеясь, что, стоит выпустить оружие из рук, — и беспросветное чувство безысходности отпустит.
Он напрасно надеялся. Не отпустило. Наоборот, захватило еще больше.
Почти не помня себя, Дмитрий раздел коренастого, стащив с него штаны и рубаху. Натянул на себя. Шириной порты оказались вполне приемлемы, но едва прикрывали колени. Штаны поддерживались на пояснице грубой веревкой, ни одной пуговицы обнаружить не удалось. Он разорвал рубаху надвое, одну из половин разделил еще на две части и обмотал получившимися лоскутами ноги. Остаток набросил на плечи, чтобы хоть как-то прикрыть от солнца.
“Что ты делаешь? Это же безумие!” — шептал он себе. И не слушал себя.
Закончив приготовления, Дмитрий последний раз кинул взгляд на селение. Он вернулся туда, где бросил мотыгу и кувшин, подобрал их и зашагал через пустыню, забирая от селения вправо. Там тоже виднелась полоса зелени, но она не была похожа на заселенное людьми место.
Копье он оставил. Ни за что на свете он не прикоснулся бы к нему еще раз.
* * *
Зеленая полоса оказалась прибрежными зарослями камыша и рогоза возле настоящей реки с плавным током мутной и желтой воды.
Дмитрий забрался в самую глубину зарослей. Сплетенные корни пружинили под ногами, как старый матрас. Тряпки быстро намокли, он снял их и забросил на плечо. В хлюпающей под ногами воде ссадины защипало. Он продирался сквозь высокий тростник, проваливаясь то по щиколотку, то по колено, пока мутная река не преградила ему дороги. Тогда он повернул и пошел вдоль берега вниз по течению, расчищая путь мотыгой.
Он пробирался сквозь заросли часа три. И неожиданно наткнулся на здоровенного котяру. Сначала Дмитрий его услышал, но не понял, кто это может быть: просто кто-то утробно и коротко взвыл впереди. Звуков в зарослях и без того было предостаточно: невидимые здешние обитатели гукали, щелкали, свистели и орали вразнобой самыми что ни на есть гнусными голосами. Поэтому он и не обратил внимания на предупреждающий вой камышового кота.
Зверь сжался в комок и скалил зубы, прижимая уши к круглой, лобастой голове. Угрожал.
— Да пошел ты! — рыкнул Дмитрий в ответ на грозное ворчание. — Кошак…
Тот грязно-желтой молнией исчез в камышах.
Дмитрий осмотрелся. Похоже, берег здесь поднимался: несмотря на близость речной воды, было относительно сухо. Там, где только что скалил клыки кот, на умятых коленчатых стеблях лежала рыбина в кольчуге крупной желтоватой чешуи: зверь только-только собрался пообедать, но ему помешал непрошеный гость.
Хотя стоило Дмитрию сесть, как под ним захлюпало, здесь все равно было суше — присядь он в каком-нибудь другом месте, сразу бы очутился в воде по самую шею. Он пристроил под бок мотыгу с кувшином и поднял рыбу. Та оказалась еще живой и слабо дернула огрызком хвоста. Приличный сазанчик. Он задумчиво покачал нечаянную добычу на ладони, а затем нащупал мотыгу, перевернул ее наточенным краем вверх и ухватился за скользкую рыбью спину. Тремя движениями он взрезал сазану брюхо, отсек голову и выпотрошил. Скользкие кишки и голову выбросил в реку, потом содрал кожу и принялся обгладывать с костей сырое мясо. Насытившись, он взял кувшин и потряс. Каким-то чудом там еще оставалось немного воды. Дмитрий вылил ее в рот.
Он забросил рыбий костяк в заросли, встал и спустился к реке. Набрал кувшин, вернулся и снова сел, укрепив кувшин рядом. Пусть постоит — муть осядет и можно будет пить.
