Нубийский принц - [6]

Настоящей красоты я так и не нашел. Меня окружал поистине апокалипсический пейзаж: бесконечные горы мусора до самого горизонта. Территория свалки была поделена между местными кланами, каждый из которых был готов драться за свой участок до последнего человека. То и дело происходили стычки, и порой в тумане сверкало лезвие ножа, проливалась кровь, и смрадный воздух наполняли крики. Как только грузовики с мусором пересекали границу свалки, ее обитатели бросались им навстречу и тут же начинали драться за гниющие отбросы, старую одежду, поломанную мебель и прочую рухлядь, которую можно было продать на рынке. Искать съестное было бесполезно: мусорные баки возле ресторанов и супермаркетов контролировала настоящая мафия. Однако и на свалку порой попадали остатки чьих-нибудь пиршеств: раздавленный виноград или упаковка почти свежего йогурта. Все это я фотографировал. От моей бездарной поездки должна была остаться отличная подборка снимков, которую было бы не стыдно предложить респектабельному еженедельнику. Прежде я фотографировал лишь горы мусора да чумазых ребятишек, однако теперь мне и вправду захотелось найти и запечатлеть настоящую красоту. Я часто просил какого-нибудь паренька или девчонку позировать мне, но, еще не успев нажать на спуск, понимал, что очередной подросток, который с нетерпением ждет, когда из камеры появится его снимок, и расстраивается, узнав, что сначала надо проявить пленку, не подойдет для Гальярдо и его конторы.

Постепенно мы с Роберто сблизились и сделались почти приятелями. Аргентинец страдал от непомерного честолюбия. Он считал себя полным неудачником, поскольку работал на Клуб целых пять лет, но так и не стал руководителем отделения. Разумеется, у меня была целая куча вопросов, но Гальярдо не спешил пускать меня в собственное прошлое и тщательно дозировал информацию, сообщая лишь самые общие сведения, о которых я и сам догадывался: центральный офис Клуба располагался в Париже, а главное испанское представительство в — Барселоне, моделям приходилось ездить к богатым клиентам по всему свету, Клуб работал и как агентство, предоставляя своих сотрудников для съемок в порнофильмах и в качестве домашних любимцев для одиноких миллионеров; лучшими охотничьими угодьями, в которые мечтал попасть любой, были Таиланд и острова Карибского бассейна, однако молодые охотники с авантюрной жилкой предпочитали более сложные направления, вроде стран, в которых только что разразились гражданская война или финансовый кризис; обычно посланцы Клуба появлялись в местах бедствий сразу после репортеров. Гальярдо отказывался говорить, сколько жизней спас, случались ли у него романы с моделями и как он оказался в трущобах Ла-Паса — по собственной инициативе или по приказу начальства. Избегал аргентинец и разговоров о деньгах, он упомянул лишь, что зарабатывает вполне прилично. Клиентов Роберто тоже обходил молчанием, конечно, среди них попадались влиятельные люди, но их имен он не знал и знать не хотел, а если узнал бы случайно, то постарался бы поскорее забыть. Гальярдо любил повторять: если имеешь дело с клубом “Олимп”, главное поменьше говорить и ничего не слушать, а только искать, выслеживать, настигать и хватать. Своим главным успехом он считал не добычу, а охотника. Как-то раз Роберто повстречал удивительную женщину. Теперь она заведовала барселонской штаб-квартирой, и от нее зависело, примут ли меня на работу в Клуб.

Я собирался провести в Боливии полгода, но едва выдержал два месяца. Чаще всего в волонтеры идут, чтобы поездить по свету. Высокие помыслы о спасении мира и пользе для человечества тоже имеют место, но, если бы не возможность изучать географию на практике, большинство студентов сидело бы дома и никогда не оказалось в трущобах, где мальчишкам приходится отвоевывать у крыс свободное пространство, чтобы сыграть в футбол тряпичным мячом. Миссию нашей группы можно было назвать развлекательно-просветительской: мы не только показывали местным ребятишкам представления, но и пытались понемногу учить их грамоте. Мы таскали с собой здоровенные альбомы с репродукциями, совсем как учительские бригады в годы Республики, чтобы врачевать души своих подопечных при помощи Ван Гога и Босха. Мои товарищи, в отличие от меня, отказывались видеть, сколь смехотворны наши усилия. Они никак не желали прозревать. “Ты-то что здесь забыл?” — спрашивали меня. Я пожимал плечами, не желая тратить силы на бурные дискуссии. Через два месяца я решил, что с меня хватит, вернул одолженные у Вирхинии пятьдесят долларов и сел в самолет. Домой я вернулся похудевшим на несколько килограммов и с атрофировавшимся от долгого пребывания на свалке обонянием. Гальярдо уехал за неделю до меня. Он все же разыскал свою маленькую прелестницу. Перед отлетом мы ужинали втроем. Малышка была головокружительно хороша: черные глазищи, сочный рот, который так и звал поцеловать взасос, гибкое юное тело, обещавшее стать весьма аппетитным и женственным.

— Сегодня ты можешь снять ее за пару монет, приятель, но через неделю час с этой крошкой потянет на две штуки баксов. Вот что я называю спасением жизней.