Нубийский принц - [41]

— У меня была в точности такая идея, — повторил НБА, когда мы расположились за столиком и заказали по кружке пива. — С этим Бу, нубийцем, как ты его называешь, мы давно знакомы. Когда мы встретились, он еще не был бойцом и торговал с рук пиратскими дисками, как большинство здешних негров. Он таскал свой товар в здоровенных рюкзаках и раскладывал на одеяле в парке или в порту, как все. Я сделался его постоянным клиентом, время от времени мы перебрасывались парой слов. Привет, отличный денек сегодня и прочая метеорологическая чушь. Потом я стал подгадывать, чтобы у Бу было поменьше покупателей, задерживался надолго, угощал его сигаретами и по-всякому втирался в доверие. Бу ведь из Судана, а там, как тебе известно, гражданская война, настоящая бойня, с концлагерями, судилищами, массовыми убийствами тех, кто родился не в том племени и не пожелал принять ислам. У нас об этом мало говорят. Бу бежал на Берег Слоновой Кости, нанялся на плантацию какао, где приходилось трудиться от зари до зари за гроши, пока в стране не случился военный переворот. Когда дела стали совсем плохи, Бу с компанией таких же отчаянных ребят решили пробираться в Европу. Затем, как я догадываюсь, были голод и скитания, бандиты и мафия и наконец долгожданная возможность утвердиться в мире белых. Таких историй существует великое множество, а первой была “Одиссея”. В Африке остались сотни брошенных Пенелоп, и не нашлось еще поэта, чтоб воспеть хотя бы одну из них. Многим надоедает ждать неизвестно чего, и они сами стараются сбежать из трущоб. Некоторые отправляются в путь вместе со своими Одиссеями. У Бу, кстати, была невеста, но он потерял ее в дороге. Их катер потерпел крушение, и пятнадцать человек из семидесяти утонули. Бу хотел остаться на берегу, чтобы дождаться, пока волны выбросят тело девушки, но подоспели жандармы, и ему пришлось бежать. Он увидел труп своей невесты по телевизору, в каком-то баре в Альмерии. Потом его и еще восемь человек, которые с ним были, задержали легавые. Бу неплохо знает английский, но в суде он притворился, что говорит только по-судански, если суданский язык, конечно, существует. Переводчики как раз объявили забастовку, и судье оставалось только отпустить арестованных на все четыре стороны. Такое часто случается. Переводчикам слишком мало платят. В общем, в тот раз Бу удалось выпутаться.

— А как он стал бойцом?

— Ты забегаешь вперед. Постепенно мы с Бу сблизились, и я стал время от времени приглашать его перекусить. Бедняга считал меня этаким добрым самаритянином, хотя по большому счету все журналисты и есть самаритяне.

Я подумал: “Ты и сам в это не веришь, ну да ладно, продолжай”. И репортер продолжал:

— “Что ты знаешь о боях без правил?” — спросил он меня как-то. Я не знал ровным счетом ничего. Даже понятия не имел, что у нас в провинции они проводятся. Бу рассказал, что на родине был капитаном команды по вольной борьбе. Он стал участвовать в боях, как только покинул родную деревню, не за деньги, а за крышу над головой и еду три раза в день. Бу провел сорок поединков и все выиграл. В его деревне борьба была главной традицией, там бойцов воспитывали с детства.

— Черт, а он, кажется, и вправду нубиец, — поразился я.

— Так он и стал бойцом, а я решил сделать репортаж, настоящее журналистское расследование, опасное, потому что хорошая статья всегда угрожает чьей-то кормушке.

Я не совсем понял, о чем идет речь, но решил не уточнять: для пространных лекций время было слишком позднее.

— Вы видитесь до сих пор?

— Что ты, я, конечно, фанат и часто хожу на бои, но бойцов берегут как зеницу ока. Завтра, к примеру, у Бу свободный день, но я понятия не имею, где его искать; он может отправиться в квартал за железной дорогой, чтобы снять на пару часов какую-нибудь цыпочку, или весь день смотреть телевизор в одном из негритянских кабаков на бульваре. Ты глядишь на них и поневоле задаешься вопросом: как им это удается? Откуда у них деньги, тачки и приличная одежда, если они с утра до вечера ровным счетом ничего не делают? Впрочем, это уже совсем другая история. После боя его участникам позволяют немного отдохнуть. Им дают выходной, а то и два. Бывает, что и больше, если боец серьезно пострадал. Разумеется, им всем хочется забыться. Наверняка накануне кого-то забили до смерти или, того хуже, унесли с ринга без памяти, чтобы он очнулся под крики чаек на городской свалке, не помня даже своего имени. Потом такие бедолаги бродят по городу, и от них шарахаются даже свои. Так что хозяева арены стараются не ослаблять бдительность. Бойцы для них — куры, которые несут золотые яйца, и курятник надо хорошенько запирать. Надеюсь, ты меня процитируешь.

— Подожди, — одернул его я, — я и сам могу сочинить немало таких историй и не слишком сильно погрешить против истины.

Пущенная мной стрела угодила в цель: я сумел задеть профессиональную гордость журналиста, который ни за что на свете не посмел бы вставить в статью хоть один вымышленный факт. Смутившись, НБА пустился в рассуждения о том, что нелегальная иммиграция — чума нашего времени, дополняя философские построения целой россыпью цифр: по всей стране насчитывается тридцать тысяч иммигрантов, за год их количество увеличилось на двадцать три процента, меры, которые принимает полиция, позволяют бороться только с самими нелегалами, а против мафии они не действуют. Репортеру так хотелось произвести на меня впечатление, что он не замечал ни моей усталости, ни отвращения, которое у меня вызывают холодные цифры и позаимствованные из гражданского катехизиса банальности, не дающие ни малейшего представления о масштабах стоящей за ними трагедии. Я вспомнил, в чем состоит мое предназначение: спасать человеческие жизни, выставлять на торги истинную красоту, извлеченную из самых мрачных нор бытия. Пришло время свернуть белый флаг, который я выбросил полчаса назад, вырыть из земли свой талант и снова стать охотником.