Ну ты же мужчина!, или МеЖполовые парадоксы - [17]

— Девушка, а как будет деепричастие несовершенного вида от глагола «писать»?

Реагирует быстро:

— Еще раз и по-русски!

Исполняю желание:

— Девушка, а как будет деепричастие несовершенного вида от глагола «писать»?

— «ПИсать»! — радостно припечатывает она, смещая ударение на первый слог. Делов-то…

— Хм. А вы знаете, что такое деепричастие?

— Ну да.

— Охотно верю. Давайте тогда по аналогии. Вот есть глагол несовершенного вида «Идти», так?

— Так.

— Соответствующее деепричастие от этого глагола будет… — Вешаю паузу.

— Как?

— «Идя», верно?

— Я так и подумала.

— Например, «Идя по улице, я докопался до вас с дурацким вопросом», так?

— Гы-гы-гы! Ну, так.

— Тогда как по этой самой аналогии должно выглядеть деепричастие от глагола «писать?»

Заскрипели жернова.

— «Писая?» — наконец предлагает вариант девушка.

— «Писая шариковой ручкой, я порвал страницу тетради» — так, получается?

— Нет, что-то не то… «ПисЯ»? Ну да — «писЯ!»

— Слушайте, девушка, — меняю я тему и показываю на ее пирсинг. — Вот вы понасовали себе гвоздей в лицо. А вы в курсе, что если вы попадете в сильное электромагнитное поле, например под линией высоковольтных передач, то вас может ударить индукционным током?

— Ты че, типа сумничал? — процедил мне в ответ вояка из армии генерала Гота. — Ладно, ауфвидерзеен, я спешу…

Входе дальнейшего опроса оказалось, что вариант «писЯ» наиболее комфортен для восприятия большинства. «ПисЯ» была на вершине хит-парада. Да и вообще, девушки за редчайшими исключениями с удовольствием составляли нам компанию в исследовательской работе, знакомились, иногда задерживаясь с нами до получаса без столь привычного нам жеманства и доведенного до автоматизма «некания». КПД наших подходов подскочил до облаков. Однако при этом дамы продолжали демонстрировать полнейшую. катастрофу в знании основ русского языка. Само слово «деепричастие» заставало их врасплох.

Тогда мы решили зайти с другого конца. Мы подходили и спрашивали:

— Девушка, а что такое «писЯ»?

— Что-о-о?

— Не деепричастие ли это от глагола «писать?»

— Эээ…

— Девушка, а что такое «писЯ»?

— Хи-хи-хи! Фу, как пошло!

— Ну да, — говорю, — это же «пИся» по-французски, с ударением на последний слог.

Но самое интересное произошло дальше.

— Девушка, как будет деепричастие несовершенного вида от глагола «писать»?

А девчонка, надо сказать, просто красавица. Испанского такого яркого типа. Молоденькая еще совсем, но в чертах и пластике движений уже проступило знамение неотвратимой мужской погибели, массового падежа секачей, я бы даже сказал. Года через три она будет носить ожерелье из пронзенных сердец. Разговорились, познакомились. С деепричастием дело тоже не идет, хотя по идее должна быть в хорошей форме перед выпускными экзаменами в школе. Разговор наш медленно дрейфует от языковых тем к более привычным. Лишь изредка она спохватывается: «Блин, ну все-таки — как это будет?» Время — полпервого ночи.

— Настенька, — предлагаем. — А пойдем к нам?

— Зачем это?

— Посидим, кофе попьем, до истины с деепричастием докопаемся. Пойдем!

Думает, испытующе разглядывает наши честные рожи.

— А что будем потом делать? А вдруг вы уснете?

— Ну уснем, так уснем.

— Так а зачем тогда к вам идти, если все равно спать будете?

Тут мы не выдержали и расхохотались, будя жителей округи.

Через десять минут мы втроем были у меня.

Еще раз пробегитесь по завязке сюжета, уважаемые наши читатели и читательницы, еще раз вникните в это. Глубокая ночь, два здоровых поддатых лба останавливают вполне интеллигентную девушку на улице, что-то мычат про какое-то деепричастие, через полчаса приглашают в гости. Можно ли с позиций привычного вообразить себе ситуацию более безнадежную? Трезво рассуждая, нас надо было тут же послать на эту самую заветную писю. По идее…

Но она просто поверила нам и пошла с нами. Не обратила внимания на то, что поздно и что она нас почти не знает. Она смотрела не на это. Настя увидела в Филиппе и Кирилле, этих бездельниках и баламутах, людей. Таких, какими нас воспитывали наши мамы, а не таких, которые большинству мерещатся в жутких снах собственной режиссуры. И — вытряхните свои стереотипы, как пыльные половики! — с ней ничего страшного не случилось. Мы просидели у меня всю ночь, общаясь обо всем, что приходило в голову, а утром я проводил ее домой. Вы в состоянии себе это вообразить? Если не в состоянии, то вас зовут «Никак».

Как-то раз, гуляя с родителями, я обратил внимание на сороку. Ее поведение было странно тем, что она абсолютно никого из людей не боялась: прыгала по дорожке среди прогуливающихся пар, садилась на коляски с детьми и плечи взрослых, будто выспрашивая: «А у вас как дела? А у вас что есть для меня?» Народ не знал, как реагировать, но никто не проявил агрессии. При этом было видно, что птица дикая, а не выпущенная кем-то из клетки.

— Молоденькая еще, — сказал отец. — Никто не успел обидеть.

Настя, как нам хочется, чтобы и тебя, доверчивого, светлого человека, никто не обидел. Пусть сколько угодно удивляются твоей непосредственности, открытости, всему тому, что они сами спустили в унитаз, — но только не обижают. Потому что этого пока очень мало в мире. А может, это просто мы мало даем друг другу шансов, запуганные сами же собой? Но я спрашиваю себя: а не лукавишь ли ты, дядя? Вот будет у тебя дочь — неужели ты станешь учить ее ходить в гости ко всем подряд? Нет, не стану — скорее наоборот. Потому что если я воспитаю ее доверчивой и чуткой к моим социологическим идеалам всеобщего братства, а потом с ней что-то случится — что-то, чего можно было избежать ценой недоверия, — я себе не прощу. И все мои утопичные гимны человеколюбию убьют меня же. И ты, мама, все еще спрашиваешь, когда я дам тебе понянчить внучат? Как только, так сразу. Вот только мир немного переделаю, чтобы детей в него было выпускать не боязно…