«Ну, помолчим минуту до прощанья…»: Избранная лирика - [3]

Не прельщусь театрально-лоскутным,

Эфемерным, пустым, никогда.

Что мне тяжесть? Холодные цепи.

Я несу их с трудом, чуть дыша,

Но оков, что стократ нелепей,

Хоть и легче, не примет душа…

За других, за таких же незрячих,

Помолилась бы — слов не найти…

И в стремленьях навеки горячих

Подошла бы к началу пути.

Июнь 1922

«Ты счастлив: твой законен мир…»

Ты счастлив: твой законен мир,

И жизнь течет в спокойном русле,

А я – на землю оглянусь ли,

Иль встречусь с новыми людьми?

Всё – огорченье, всё – тревога,

Сквозь терния далекий путь,

И негде, негде отдохнуть,

И не с кем, не с кем вспомнить Бога…

17 июля 1922

«Чистота предвечерней грусти…»

Чистота предвечерней грусти

Пронизала собою мир.

Близки мы к широкому устью.

О простор, и меня прими!

(А на прошлое оглянусь ли,

И посмеешь ли ты взглянуть?)

На мелеющем этом русле

Многих капель осела муть,

Мы уже не прозрачны тоже,

И стремимся в общий поток,

Что меня в тебе уничтожит,

И тебя обратит в ничто.

Безотрадное нам жилище,

О, мой друг, покинем вдвоем,

Так друг друга легче отыщем

И прозрачность себе вернем.

Июль 1922

«Как мало нужно впечатлений…»

Как мало нужно впечатлений,

Чтоб столько строчек написать…

Моей неодолимой лени

Дремучие манят леса.

Но я пойду прямой дорогой,

Глядя в ночные облака,

И мыслью пламенной и строгой

От жизни буду далека.

И собирая капли сока,

Питающего чудеса,

Уйду стремительно-высоко

На ангельские голоса.

6 сентября 1922

«С каждым вечером чернее осень…»

С каждым вечером чернее осень

Далеко и властно завлекло.

Все глядеть бы сквозь одно стекло,

Об одном бы мучиться вопросе:

Перейти ли огненную грань?

Как не быть поэтом увяданья?

На одной остановилась грани:

Завтра, нынче, нынче и вчера.

6 сентября 1922

«Какие чудеса бывали на земле…»

Какие чудеса бывали на земле,

Какие радости возможны в мире этом!

И познавать и воспевать поэтам

Господь, дающий зрение, велел.

И никогда цветами новых песен

И новых радостей не переполню сердца.

За веру малую прощаю иноверца,

Мне каждый день по-новому чудесен.

27 сентября 1922

«Ну, помолчим минуту до прощанья…»

Ну, помолчим минуту до прощанья,

Присядем, чинные, на кончике дивана.

Нехорошо прощаться слишком рано,

И длить не надо этого молчанья.

Так будет в памяти разлука горячей,

Так будет трепетней нескорое свидание,

Так не прерву посланьем ожиданья.

Не приходи, разлюблен, ты – ничей.

Так сохраню засохшие цветы,

Что ты, смеясь, мне положил за платье,

И руки сохранят желанными объятья,

И взоры дальние останутся чисты.

7 ноября 1922

«Люблю, оторвавши глаза от книги…»

Люблю, оторвавши глаза от книги,

Увидеть, что за окнами уже поголубело

И тень абажура изящнейший выгиб

Чертит на скатерти ярко-белой.

Мне так хорошо, так удивительно спокойно,

И верится в будущее, как ребенку.

Вот увидите – стану живой и стройной,

Снова буду искрящейся и тонкой.

Вспоминаю, что только что пробило восемь,

Надо подбросить в огонь полено.

И так радостно видеть, что в комнате просинь

Очаровательного земного плена.

10 марта 1923

«Я жду тебя, как солнечного мая…»

Я жду тебя, как солнечного мая,

Я вижу о тебе мучительные сны,

Не замечаю медленной весны,

К губам цветы разлуки прижимая.

И все-таки могу еще уйти,

Как раненая упорхнуть голубка,

А ты не выплеснешь недопитого кубка,

Не остановишься в стремительном пути.

«Источник благодати не иссяк», –

Сказал монах, перелистнувши требник…

Служитель церкви для меня – волшебник,

А ты – почти разоблаченный маг.

И боль, что далеко не изжита,

Я претворю в безумье. Сила

Растет… Я дух не угасила,

Но я изверилась, и вот почти пуста.

27 марта 1923

«Я не стану тебя упрекать…»

Я не стану тебя упрекать,

Я сама виновата во всем,

Только в сердце такая тоска

И не мил мне мой светлый дом.

Я не знаю, как, почему

Я убила любовь твою.

Я стою на пороге в тьму,

Где просила себе приют.

Как никто не помог мне жить,

Не помогут мне и уйти.

Я скитаюсь от лжи до лжи

По неведомому пути.

Я не знаю, чего искать,

Я убила любовь твою.

И во мне такая тоска.

И такие птицы поют.

27 апреля 1923

«За слезы многие меня накажет Бог…»

За слезы многие меня накажет Бог;

Я столько трачу сил на темное горенье,

Что каждый страждущий меня б отметить мог

Печатью холодности и презренья.

Все боли, сжегшие меня, ничтожны и мелки,

Но малый мир я не могу разрушить.

И голоса звучат все реже и все глуше

В просветы алые безвыходной тоски.

27 апреля 1923

«Вот скоро год, как я ревниво помню…»

Вот скоро год, как я ревниво помню

Не только строчками исписанных страниц,

Не только в близорукой дымке комнат

При свете свеч тяжелый взмах ресниц

И долгий взгляд, когда почти с испугом,

Не отрываясь, медленно, в упор

Ко мне лился тот непостижный взор

Того, кого я называла другом…

«До сих пор качается колокольчик…»

До сих пор качается колокольчик:

Пять минут, как ушел прохожий…

В озаренной солнцем прихожей

Я стою недвижно и молча…

Ах, как будет мне хорошо сегодня –

Это был старичок суровый…

Он сказал мне доброе слово:

«Будь спокойна, раба Господня…»

1923

«Деревья срублены, разрушены дома…»

Деревья срублены, разрушены дома,

По улицам ковер травы зеленый…

Вот бедный городок, где стала я влюбленной,

Где я в себе изверилась сама.

Вот грустный город-сад, где много лет спустя

Еще увижусь я с тобой, неразлюбившим,

Собою поделюсь я с городом отжившим,