«Ну, помолчим минуту до прощанья…»: Избранная лирика - [2]

(Думаю все вечера.)

Сказали: «Ну, это не то»…

Ответом таким недовольны.

Мне было смешно и больно

Немножко. Но разлито

Волнение тонкое тут,

В груди, не познавшей жизни.

В моей несчастной отчизне

Счастливыми не растут.

27 декабря 1921

«У нас есть растения и собаки…»

У нас есть растения и собаки.

А детей не будет… Вот жалко.

Меня пожалеет прохожий всякий,

А больше всех докторша, милая Наталка.

Влажной губкой вытираю пальму,

У печки лежит шоколадная Зорька.

А некого спрятать под пушистую тальму

И не о чем плакать долго и горько.

Для цветов и животных – солнце на свете,

А для взрослых – желтые вечерние свечи.

На дворе играют чужие дети…

Их крики доносит порывистый ветер.

1921-1922

«Когда ты разлюбишь меня…»

Когда ты разлюбишь меня

(А это придет, наверно),

Я буду хранить суеверно

Всю прелесть последнего дня.

Сейчас я тебе дорога ,

Потому что, сказал, – красива,

Но скоро уже фальшиво

(А я становлюсь строга)

Твои слова зазвучат.

И я запрещу – молчи же!

И бисер опаловый нижет

Огонь острием луча!

Февраль 1922

«Все дни одна бродила в парке…»

Все дни одна бродила в парке,

Потом, портрет в старинной раме

Поцеловав, я вечерами

Стихи писала при огарке.

Какая радость молча жить,

По целым дням – ни с кем ни слова!

Уединенно и сурово

Распутывать сомнений нить,

Нести восторг своих цепей,

Их тяжестью не поделиться.

Усталые мелькают лица,

Ты ж пламя неба жадно пей!

Какое счастье, что ты там,

В водовороте не измучен

(Как знать мне, весел или скучен?),

Тоскуешь по моим цветам.

Как хорошо, что я так жду,

И, словно в первое свиданье,

Я в ужасе от опозданья,

Увидев за окном звезду.

11 февраля 1922

«Я хотела бы видеть тебя почаще…»

Я хотела бы видеть тебя почаще,

Целовать иногда твои робкие губы,

Все другое постыло, не мило, не любо,

Даже день предвесенний, молодой и блестящий.

Мне так много сказать тебе шепчет совесть,

Мне так радостно ждать от тебя ответа…

Я больна огнем золотого света,

Я не в силах слушать скучную повесть.

Я теперь проклинаю суровое время

И узоры часов, и минут напевность,

Поднимается вот жестокая ревность,

Эта цепкая боль, осужденная всеми.

Для ребяческих игр выбираю луга я,

А во мне уже бродит моя отрава…

Ни на что от тебя не имею права,

А с весною меня заменит другая.

23 февраля 1922

«Я больше не могу, мне очень тяжело…»

Я больше не могу, мне очень тяжело,

Неровно мы наш подвиг поделили.

Могу тебе сказать: «О друг мой: или – или!»,

Но наше будущее хрупко, как стекло.

Слова последние останутся за мною.

Мне не страшна грядущей дали мгла.

Но миг сегодняшний, жалею, не могла

Сказаться ни усталой, ни больною,

Чтоб вновь в бессвязных мыслях отойти

От будней призрачных, таких уже неблизких.

И видеть зной в луны и солнца дисках,

Что льется мне на сонные пути.

В пещере маленькой, где праздничные ясли,

Не сковывают и не тают льды,

Идем по кругу медленной звезды,

Пока мы оба к жизни не погасли!

13 марта 1922

«Как мало слов, и вместе с тем как много…»

Как мало слов, и вместе с тем как много,

Как тяжела и радостна тоска…

Прожить и высохнуть, и с лёгкостью листка

Поблекшего скользнуть на пыльную дорогу.

Как мало слов, чтоб передать точнее

Оттенки тонкие, движенье и покой,

Иль вечер описать, хотя бы вот такой:

В молчании когда окно синеет,

Мятущаяся тишь любимых мною комнат,

А мерный звук — стекает с крыш вода…

Те счастье мне вернули навсегда,

Что обо мне не молятся, но помнят.

13 марта 1922

«Ты прав…»

Ты прав…

Я иногда пишу над печкой яркой

Тобой или другим навеянные строки,

А вечер тянется, прекрасно-одинокий…

Не ожидая от судьбы подарка,

Ношу в себе приливы и отливы –

Горю и гасну там, на дне глубоком.

Встречаю жадным и смущенным оком

Твой взгляд доверчивый и радостно-пытливый.

И если снова молодым испугом

Я кончу лёт на черном дне колодца,

Пусть сердце темное, открытое забьется

Тобой, любимым, но далеким другом.

Март 1922

«Сегодня я ждала особенно тревожно…»

Сегодня я ждала особенно тревожно,

Глядела за окно на наш широкий двор.

Там новый, чистый снег блистательный ковер

Постлал, красивый красотой неложной…

Казалось мне, что ты недалеко идешь,

Ускорив шаг при приближеньи к дому.

Гашу в себе знакомую истому,

Бужу в себе обыденную ложь…

Узнаю вечера еще, еще длиннее,

Еще тревожнее живую тишину…

Уже пора готовиться ко сну,

Одним и тем же ровно пламенея.

Март 1922

«Когда последний час дневной…»

Когда последний час дневной

Сольется с сумраком ночным,

О ты, который мной любим,

Приди ко мне, молчать со мной…

2 июня 1922 СПб

«Слова, бесплодные слова…»

Слова, бесплодные слова…

Как мне сдержать поток горячий?

Смеется друг, подруга плачет

И в радость верует едва.

А радость есть – она для каждой

Чуть-чуть проснувшейся души.

Благодеянье доверши.

Ты, подаривший вечной жаждой!

Июнь 1922

«Целый год я смотрела на бедную землю…»

Целый год я смотрела на бедную землю,

Целовала земные уста.

Отчего же внутри неизменно чиста

И словам откровений так радостно внемлю?

Оттого ли, что боль я носила в груди,

Или душу мою охраняли святые?

Только кажется вот — облака золотые

Принесут небывалые прежде дожди.

Июнь 1922

«Мне-то что! Мне не больно, не страшно…»

Мне-то что! Мне не больно, не страшно —

Я недолго жила на земле.

Для меня, словно год, день вчерашний —

Угольком в сероватой золе.

А другим каково, бесприютным,

Одиноким, потерянным, да!