Ну и жизнь! - [3]
продемонстрировал нам подвижное кольцо,
и привлек наше внимание к признакам борьбы.
Далее он показал нам отпечаток кровавой руки на стене
и, достав записную книжку, убежденно заявил, что, несмотря на определенные поверхностные различия, то был один и тот же человек.
Мы были весьма впечатлены, и несколько мгновений спустя грабитель был пойман.
После того, как детектив вновь принял свой естественный облик,
В ожидании тюремной кареты он рассказал нам о нескольких интересных случаях из своей практики.
Не кто иной, как он, похоже, был истинным героем истории с заговором анархистов на Шарлотт-стрит,[17] который он сумел разоблачить, подслушав беседу двух негодяев в одном из ресторанов Сохо.
Он также поделился с нами любопытными сведениями об изобретательных методах известных преступников. Так, ставший притчей во языцех одноглазый Джимми Снаффльс[18] использует особый инструмент для проникновения в дом, каковой он перед вторжением обычно пробует на деревьях, растущих у дома.
Имеется и респектабельная чета, Том Билкс[19] и его жена. По ночам они забираются в дома с помощью стремянок, днем же держат невинную регистратуру в Бэлхэме.[20]
Глава V
НЕЖНАЯ СТРАСТЬ
Не стоит даже отрицать, что в свое время я был мужчиной видным.
Меня можно было счесть и денди. Полагаю, я казался женщинам ужасно привлекательным.
Влекло их и мое нормандское происхождение: ведь всем известно, что один из моих предков, сэр Икимо де Медичи, пришел в Англию с Вильгельмом Завоевателем.
Я всегда был впечатлителен и быстро влюблялся. Первой моей innamorata[21] стала дочь укротителя львов; будучи суфражисткой,[22] она — тем не менее — и сама принадлежала к этой романтической профессии.
Ее отец не одобрял возникшей между нами близости, и переписываться нам приходилось тайно. Написав и запечатав свое письмо, она клала его в футбольный мяч, который оставляла в условленном месте.
Моей второй любовью была чемпионка Голдерс-Грин[23] по игре в гольф.
Дражайшая Гонория — от своего дяди, сэра Феликса Чолкстоунса,[24] она унаследовала самые изящные голени, какие только можно найти в лондонских графствах.[25]
К несчастью, бедняжка была глухонемой, и мы при встречах были вынуждены обмениваться нежностями с помощью неуклюжего языка жестов.
Третьей была Лили, которая никогда не писала, а только разговаривала со мной по телефону.
— Дорогая моя, храбрая Лили, в тяжелые дни так старавшаяся поддержать мать и несчастную больную Сьюзен.
Но наконец я встретил свою судьбу — леди Бренду Бердсай.[26] Я приехал на автомобиле в фамильное гнездо ее отца — Кэвендиш-Коурт. Обошел комнаты; дом был пуст. Ланч еще не убрали со стола.
Пустынен был и теннисный корт,
Влюбленный болван — мне казалось, что леди Бренде я небезразличен. Похоже, ей нравилось, когда я оплачивал ее ланч. Нас часто видели вместе в Ранелахе.[27]
Но я пребывал в мире иллюзий — она любила другого. Эту новость я узнал за завтраком.
С кем же была она помолвлена? С лордом Кемптоном, этим низкопородным грубияном. Что мне оставалось делать? В мгновение ока я вызвал такси и прыгнул в экипаж.
Горничная сказала, что ее нет дома. Я заявил, что должен ее увидеть. Она приняла меня. Позднее я слышал, что это усилие далось ей нелегко.
Я поклялся отомстить сопернику, даже если мне придется последовать за ним на дно океана.
Она не оставила мне надежды, я же оставил ее в отчаянии. Дни напролет я ничего не ел, кроме нескольких бутербродов.
Постепенно мои мысли приняли более философическое направление. Я испробовал самые разнообразные занятия, пытаясь забыть о ней,
Восстановив силы, я решил, что путешествие успокоит мои расстроенные нервы.
Глава VI
ПУТЕШЕСТВИЯ И ПРИКЛЮЧЕНИЯ
В безумных попытках забыть леди Бренду я, как отверженный, скитался по миру.
То я оказывался в причудливых укрепленных городах Нормандии,
Чувствуя, что азарт может меня подстегнуть, я принял участие в моторных гонках Монте-Карло
Я отправился в Венецию
Но напрасно — я не мог забыть леди Бренду и проводил ночи без сна.
Вдобавок я страдал провалами в памяти и часто забывал рубашки и пиджаки.
От безысходности я на недолгий и безумный период пристрастился к выпивке, но вел себя так, чтобы никто не смог заподозрить наличие бутылки.
Из Неаполя путь мой лежал в Индию, эту землю тайн
Я впервые оказался в тропиках. Жара была нестерпима.
По ночам я лежал с раскрытым пологом палатки;
Однако, приняв необходимые предосторожности, я сохранил свое здоровье.
Со мной был верный, замечательный грум; подобно всем, когда-либо знавшим меня (исключая, увы! леди Бренду), он восхищался мною.
Затем началась Война герильи в Патикаке.[29] Я встал в строй, чтобы сражаться с инсургентами-геркинами.[30]
В ночь перед битвой я крепко спал.
Получив множество ран, я продолжал сражаться, пока не лишился чувств от потери крови — но не ранее, чем мы одержали решительную победу. В тот вечер из моего тела извлекли одиннадцать пуль; я по сей день храню их.
