NRXA, я люблю тебя! - [3]
продукцию, которую я терпеть не мог. Но есть мне приходилось, потому как мой больной
организм требовал хоть каких-то калорий. А если я не ел - мой желудок посылал меня
куда подальше, начиная болеть и издавать невыносимо-жалобные звуки.
Больничная еда тоже мало отличалась от того, что приносила мне мать. Картошка-пюре, котлеты на пару без соли, фрукты, чай без сахара… Я буквально считал дни до выписки!
«Джонатан, ты похудел!»- радостно провозгласила мама, забирая меня из больницы.
«Правда?»- ехидно спросил ее я, с ужасом вспоминая больничную еду…
Дома я для интереса взвесился на маминых электронных весах. 86 кг. «И где я похудел?» -
подумал я, открывая банку с колой и намазывая бутерброд ореховой пастой: «Мам, можно
я в Макдоналдс схожу?»
Как-то в воскресенье к нам на обед пришел Джеффри. Мамин новый бой-френд. «Новый
папа», как она его называла. Невысокий блондин с голубыми глазами за стеклами дорогих
брендовых очков. «Вы очень милый…» - улыбнулся ему я. «Ты тоже…» - сказал он в
ответ. Да мне в принципе было все равно какой он - «новым папой» для меня ему все
равно никогда не стать!
Пока я болел, курс, на котором я учился, расформировали. Моя фамилия попала в список
новой группы. Группы номер 13.
«Привет, у тебя занято?»- спросил я мальчика, сидящего за последней партой. За месяц, который я пролежал в больнице, в колледже многое изменилось. Помимо расформировки
группы, теперь еще все знали о моей драке с Хэттоуэйем. Этот говнюк растрепал всем:
«Как я хорошо надрал задницу этому толстяку». И теперь в новой группе все то и дело
тыкали в меня пальцем (особенно девчонки) и хихикали. Я даже пару раз услышал слово
«толстяк»…
«Привет, у тебя занято?»
«Да!»- слышалось с парт. Даже если человек сидел один, он моментально складывал свои
вещи на свободный стул. Вот дерьмо!
«Привет, у тебя занято?»- мальчик за последней партой, казалось, абстрагируясь от всего
окружающего мира, слушал плеер. Я потряс его за плечо. Его белокурые длинные волосы
всколыхнулись. Он мотнул головой - из-под челки показались голубые глаза в очках
черной оправы. Он снял один наушник: «А, нет, конечно! Садись!» - он убрал свою сумку
со стула, и я сел. Весь класс обернулся на парня, но он уже опять погрузился в свои
мысли, продолжая слушать плеер. Пара началась. Философия. Нудно до безумия. Я
украдкой рассматривал свой новый класс. Парни были все какие-то странные, за то
девчонки очень даже. Особенно одна - белокурая красавица Деми.
«Эй, новенький!»- тихо прошептали над моим ухом. Я обернулся на голос - мой сосед по
парте. «Ты б так откровенно не пялился - все таки Брайна Хэттоуэйа девушка…»-
улыбнулся блондин. «Вот урод…»- вырвалось у меня. «Ага…»- кивнул сосед: «Меня
кстати, Йон зовут…»- он под партой протянул мне руку для рукопожатия. « А меня
Джонни…»- ответил я ему тем же. Так я в новом колледже обрел друга…
Сейчас бы Йон Герц - мой 21 летний лучший друг сказал бы: « Новак, ты гонишь!
Все было не так!» и, скорее всего, рассказал бы свою историю нашего знакомства.
Что-нибудь в стиле: «Как-то прихожу я в бар…(или клуб)»
Ну, или: « Сижу, слушаю Секс Пистолз на паре, а тут ко мне подкатывает
анорксично-худой мальчик и просит сигаретку…»
Но то, что рассказал вам сейчас я - это САМОЕ НАСТОЯЩЕЕ начало нашего с
ним знакомства…
Йон Герц был немцем-эмигрантом. Его семья во время войны переехала в Америку- да так
и осталась тут жить. Мать его работа в полицейском участке, а отец был частным
стоматологом. Парень слушал панк-рок, носил дырявые на коленях джинсы и длинные
волосы… Герц был первым человеком, который не осудил меня и не стал надо мной
смеяться. Он просто принял меня таким, какой я есть…
«Новак и Герц, если вы сейчас же не замолчите…»- прикрикнула на нас учительница
философии. «Пошли отсюда!»- Герц схватил меня за руку и потянул из класса. Это был
мой первый раз, когда я прогулял урок…
Глава 4
«И часто ты так?»- удивленно спросил я у Герца. «Практически всегда…»- белозубо
улыбнулся мне мой новый друг. У него были прекрасные светлые волосы, на которые я не
мог налюбоваться. У него были удивительные голубые глаза, в которые можно было
смотреть бесконечно, утопая и растворяясь в них… «Ты случайно не гей?»- с легким
подозрением в голосе спросил меня как-то Герц, когда я, засмотревшись на него, пропустил его рассказ мимо ушей. «Нет, что ты…»- отмахнулся я. Хотя про себя подумал, что ради такого парня и геем стать не стыдно. Он был очень… худ. Я был толст, он был
худ. Со стороны, наверное, мы смотрелись очень экстравагантно. Я втайне мечтал быть
похожим на своего друга Йона. «Йон Герц- такое странное сочетание…»- как-то сказал я
ему. Он хмыкнул: «Джонни Новак лучше, ты считаешь?» У него было потрясающее
чувство юмора. Точнее, не было, а есть! Ведь он до сих пор, на 21 мой день рождения
остается для меня САМЫМ ЛУЧШИМ ДРУГОМ! Ну, не считая еще Кейт Ивил…
«Что, Герц, жалко тебе толстого стало?» - издевательски ухмыльнувшись, проходя мимо
нас, сидящих на траве перед колледжем на перемене, спросил Брайн Хэттоуэй. «Fuck off!»- хором ответили ему мы. Он засмеялся и ушел. «Вот урод!»- расстроился я. «Да
ладно тебе, дружище! Все окей»- хлопнул меня по плечу Герц. Действительно, ведь
Прогрессивный индийский прозаик известен советскому читателю книгами «Гнев всевышнего» и «Окна отчего дома». Последний его роман продолжает развитие темы эмансипации индийской женщины. Героиня романа Басанти, стремясь к самоутверждению и личной свободе, бросает вызов косным традициям и многовековым устоям, которые регламентируют жизнь индийского общества, и завоевывает право самостоятельно распоряжаться собственной судьбой.
Вторая часть романа "Мне бы в небо" посвящена возвращению домой. Аврора, после встречи с людьми, живущими на берегу моря и занявшими в её сердце особенный уголок, возвращается туда, где "не видно звёзд", в большой город В.. Там главную героиню ждёт горячо и преданно любящий её Гай, работа в издательстве, недописанная книга. Аврора не без труда вливается в свою прежнюю жизнь, но временами отдаётся воспоминаниям о шуме морских волн и о тех чувствах, которые она испытала рядом с Францем... В эти моменты она даже представить не может, насколько близка их следующая встреча.
Они встретили друг друга на море. И возможно, так и разъехались бы, не узнав ничего друг о друге. Если бы не случай. Первая любовь накрыла их, словно теплая морская волна. А жаркое солнце скрепило чувства. Но что ждет дальше юную Вольку и ее нового друга Андрея? Расставание?.. Они живут в разных городах – и Волька не верит, что в будущем им суждено быть вместе. Ведь случай определяет многое в судьбе людей. Счастливый и несчастливый случай. В одно мгновение все может пойти не так. Достаточно, например, сесть в незнакомую машину, чтобы все изменилось… И что тогда будет с любовью?..
Каково быть дочкой самой богатой женщины в Чикаго 80-х, с детской открытостью расскажет Беттина. Шикарные вечеринки, брендовые платья и сомнительные методы воспитания – у ее взбалмошной матери имелись свои представления о том, чему учить дочь. А Беттина готова была осуществить любую материнскую идею (даже сняться голой на рождественской открытке), только бы заслужить ее любовь.
Посреди песенно-голубого Дуная, превратившегося ныне в «сточную канаву Европы», сел на мель теплоход с советскими туристами. И прежде чем ему снова удалось тронуться в путь, на борту разыгралось действие, которое в одинаковой степени можно назвать и драмой, и комедией. Об этом повесть «Немного смешно и довольно грустно». В другой повести — «Грация, или Период полураспада» автор обращается к жаркому лету 1986 года, когда еще не осознанная до конца чернобыльская трагедия уже влилась в судьбы людей. Кроме этих двух повестей, в сборник вошли рассказы, которые «смотрят» в наше, время с тревогой и улыбкой, иногда с вопросом и часто — с надеждой.
Страдание. Жизнь человеческая окутана им. Мы приходим в этот мир в страдании и в нем же покидаем его, часто так и не познав ни смысл собственного существования, ни Вселенную, в которой нам суждено было явиться на свет. Мы — слепые котята, которые тыкаются в грудь окружающего нас бытия в надежде прильнуть к заветному соску и хотя бы на мгновение почувствовать сладкое молоко жизни. Но если котята в итоге раскрывают слипшиеся веки, то нам не суждено этого сделать никогда. И большая удача, если кому-то из нас удается даже в таком суровом недружелюбном мире преодолеть и обрести себя на своем коротеньком промежутке существования.