Ноздря в ноздрю - [33]
— Это у него сочные листья, которые сосут?
— Нет, это просто артишок. Иерусалимский артишок похож на подсолнечник, а едят у него клубни, которые напоминают картофелины.
— Из Иерусалима, как я понимаю.
— Нет. — Я вновь рассмеялся. — Не спрашивай, почему он называется иерусалимским артишоком. Я не знаю. Но он определенно не имеет никакого отношения к городу Иерусалиму.
— Как гимн, — кивнул Марк. — Ты знаешь, «На этот горный склон крутой»[16] не имеет никакого отношения к Иерусалиму. Иерусалим здесь означает «небеса». Может, и у этих артишоков божественный вкус.
— Скорее редиса, — уточнил я. — И от них потом здорово пахнет.
— Понятно, — рассмеялся Марк. — В поезде мне потребуется отдельное купе.
Вот тут я и решил, что пора.
— Марк, у меня будет абсолютная свобода в новом ресторане, не так ли? Как в «Торбе»?
Он выпрямился, посмотрел на меня. И я испугался, что момент выбрал неудачный.
— Макс, — он прервал затянувшуюся паузу, — часто я тебя спрашивал, как продать мобильный телефон?
— Никогда.
— Именно. Тогда почему ты спрашиваешь меня, как управлять рестораном?
— Но ты же ешь в ресторанах.
— А ты пользуешься мобильником, — уел он меня.
— Отлично, — кивнул я. — Обещаю никогда не обсуждать с тобой мобильные телефоны, если ты пообещаешь не обсуждать со мной рестораны.
Он молчал и улыбался, глядя на меня. Неужели я действительно загнал в угол великого Марка Уинсама?
— У меня остается право вето? — наконец спросил он.
— На что? — В моем вопросе прозвучали воинственные нотки.
— Местоположение.
Что я мог ответить? Если бы ему не понравилось местоположение ресторана, он не подписал бы договор об аренде или покупке. То есть вето на местоположение у него и так было.
— Если ты финансируешь проект, тогда получаешь право вето, — ответил я. — Если не финансируешь — не получаешь.
— Хорошо, — кивнул он. — Тогда я хочу финансировать. Условия как прежде?
— Нет. Я хочу больше пятидесяти процентов прибыли.
— Ты не жадничаешь?
— Я хочу, чтобы в разделе прибыли участвовали и мои сотрудники.
— Сколько они получат?
— Это мое дело. Ты получаешь сорок процентов, а я — шестьдесят, а уж потом я решу, ни у кого не спрашивая, какую часть прибыли отдать в виде бонусов моим сотрудникам.
— Жалованье ты получать будешь?
— Нет. Как и теперь. Но я хочу шестьдесят, а не пятьдесят процентов прибыли.
— А на время обустройства? В прошлый раз ты получал жалованье из моих инвестиций восемнадцать месяцев.
— Но я все возместил, — напомнил я. — На этот раз жалованье мне ни к чему. У меня есть сбережения, так что я проживу на них, пока новый ресторан не начнет приносить прибыль.
— Что-нибудь еще? — спросил Марк.
— Да. Десять лет — очень много. Пять лет. А потом я получаю право выкупить твою долю по справедливой цене.
— И как ты определишь «справедливую цену»?
— Расплачусь с тобой по лучшему предложению, публичному или частному, сделанному тебе независимой третьей стороной.
— На каких условиях?
— Стоимость аренды плюс сорок процентов от стоимости бизнеса.
— Пятьдесят процентов.
— Нет. Сорок процентов от стоимости бизнеса и сто процентов аренды.
— А если я захочу выкупить твою долю?
— Тебе это обойдется в шестьдесят процентов стоимости бизнеса, и я уйду восвояси. — Конечно, хотелось бы знать, насколько изменяется стоимость ресторана, если из него уходит шеф-повар. Но, опять же, я полагал, что он ни при каких обстоятельствах не станет выкупать мою долю.
Марк откинулся на спинку стула.
— Ты ставишь очень жесткие условия.
— Почему нет? Вся работа ляжет на меня. Твое дело — выписать чек на крупную сумму, а потом сидеть на заду и ждать, когда деньги потекут рекой, — по крайней мере, я надеялся, что они потекут.
— Ты знаешь, как много лондонских ресторанов закрываются в первый год работы из-за колоссальных убытков? — спросил он. — Я рискую своими деньгами.
— И что? У тебя их много. Я же рискую своей репутацией.
— Тем, что сейчас от нее осталось, — рассмеялся он.
— Ты советовал мне быть выше этого и верить в себя. Что ж, я верю. Мы не закроемся ни в первый год, ни во второй.
Он смотрел на меня, склонив голову набок, будто задумавшись. Внезапно наклонился вперед.
— Хорошо, ты в доле. — И протянул руку.
— Так просто? — удивился я. — Мы даже не нашли места и не начали обговаривать бюджет.
— Ты вроде бы сказал, что это твоя работа. Я только выписываю чек. Помнишь?
— И на какую сумму? — спросил я его.
— Какая тебе понадобится. — Руку он не убирал.
— Отлично. Ты тоже в доле.
Я крепко пожал его руку, и мы оба улыбнулись. Я очень любил Марка. И пусть его адвокатам только предстояло подготовить контракт, он держал слово, как и я. Сделку мы заключили.
Я едва смог досидеть до конца обеда, так перевозбудился. Марк рассмеялся, когда ему принесли треску. Я все предсказал правильно.
Из кухни вышел шеф-повар, присоединился к нам, чтобы завершить вечер стаканом портвейна. Годом раньше мы с ним судили кулинарный конкурс в дневной телепрограмме и порадовались возможности укрепить нашу дружбу.
— Как поживает твой ресторан в том далеком далеке? — спросил он.
— Отлично, — ответил я, надеясь, что ему под дверь не кладут «Кембридж ивнинг ньюс». Я также задался вопросом, а оставался бы он столь же дружелюбным, если б узнал, что мы с Марком сидим в его ресторане, готовясь составить ему серьезную конкуренцию. — А как твои дела? — задал я логичный вопрос.
