Ноябрьский триллер - [11]

— Бон джорно, синьора Лина, — сухо поздоровался со свояченицей Альберто Бардини, вертясь на одном месте и ища глазами прислугу. Самостоятельно раздеваться он не привык.

— Бон джорно, аморе мио. — Джина клюнула невестку в щеку и тотчас отвернулась, бросив шубу на руки подоспевшей прислуге.

В душе она презирала невестку еще больше, чем синьора Луиза. Плебейство этой «русской штучки» (так они с мужем между собой называли Лину) раздражало неимоверно, ее благоглупость — вдвойне, а упорство Массимо в нежелании разводиться с нею попросту бесило Джину! С превеликим удовольствием они с Альберто отделались бы официальным визитом в ресторан вместе с другими высокопоставленными гостями, но — увы и ах! Вечерним рейсом из Милана прилетали родители Джины и Массимо, встретить их надлежало, как положено, в доме именинника и провести с ними денек-другой.

Джина со вздохом повернулась к невестке и с трудом выговорила:

— Гдье я идти, Лина?

По-русски говорила она плохо, с сильным акцентом и безжалостно коверкая слова. Тратить время на изучение языка Джина не желала, поскольку прекрасно обходилась обществом двух-трех посольских матрон. Покидая пределы посольства, общалась посредством английского, коим владела в совершенстве. В доме же Фандотти она постоянно испытывала затруднения. Здесь всегда было много русских, не говоривших ни по-английски, ни по-итальянски. Посему Джина приготовилась скучать. Вся надежда на приезд матери, с ней будет повеселее.

Хотя Джина и не любила свою мать — та была женщиной властной, сварливой, неуживчивой и всю жизнь занималась тем, что сетовала на судьбу, считая себя несправедливо обделенной. Она изображала из себя мученицу, увенчанную терновым венцом. Она не несла, нет, она из последних сил тащила свой крест по жизни. Синьора Луиза постоянно жаловалась на все на свете по поводу и без повода, притягивая бродившие неподалеку неудачи и несчастья. Массимо, младший ребенок, всегда ходил у нее в любимчиках. С момента его появления в доме Джина почувствовала себя никому не нужной, все вертелось вокруг хорошенького пупса по имени Массимо. Со временем она нашла выход из положения в особенно горькие моменты — Джина воображала себя Золушкой, и ей становилось легче.

В конце концов, синьора Луиза Фандотти получила то, на что напрашивалась, — вереницу неприятных событий и сердечный приступ в придачу.

«Кликала, кликала, старая карга, вот Массимо и получил женушку ее молитвами. Скоро, вероятно, моя очередь платить по счетам», — зло подумала Джина и поежилась.

— А где же Софи? Вы что, ее с собой не взяли? — бестолково суетилась вокруг прибывших Лина.

— Софи? Где она, Джина? — спохватился Альберто. — Опять на улице пса кормит, наверное. Твое воспитание! Ей и в голову не приходит, что кругом полно инфекции.

— Санта Мадонна, она же вся в тебя, дорогой, и никакому воспитанию просто не поддается. Скажи прислуге, чтобы ее позвали, — парировала Джина, прихорашиваясь перед громадными зеркалами.

Разговор велся по-итальянски, так что ни прислуга, ни Лина перебранки не поняли. В противном случае, супруги Бардини никогда бы не позволили себе пикировку на людях. Они были слишком хорошо воспитаны.

В холл ворвалась румяная смуглая девушка-подросток, лет пятнадцати, в белоснежной шубке из полярной лисы. Снегу на девочке было столько, что она, скорее, смахивала на Снегурочку, чем на итальянскую аристократку. Глаза, крупные, черные и блестящие, ни дать ни взять — маслины. Софи весело хохотала, сбивая снег с шубки. Свежая, юная, яркая, она выглядела прелестно. Отец с матерью, открывшие было рот для нареканий, залюбовались дочерью и промолчали. Софи тем временем разделась и осталась в шерстяном платье василькового цвета, туго обтягивающем хорошо развитую грудь. Она тряхнула волосами, и небрежно собранный на затылке узел рассыпался по плечам блестящей черной волной.

— Здравствуйте, тетя Лина. Как поживаете? А где дядя Массимо? — скороговоркой произнесла Софи, вежливо наклонив головку. В противоположность матери, она говорила бегло и почти без акцента, разве что картавила, но так, самую малость.

— Бон джорно, синьора! — послышалось сверху. Все как по команде задрали головы, на площадке второго этажа стоял Массимо. Он довольно улыбался, обозревая родственников. — Я здесь. Лина, скажи прислуге, пусть накрывают в большой гостиной, через пару часов приедут родители, и мы поужинаем. А пока немного выпьем и перекусим. Надеюсь, вы не против? — закончил он, подойдя к сестре и равнодушно целуя ее в висок.

Синьор Альберто, оценив услышанное, широко улыбнулся, показав ряд широких лопатообразных зубов, и, довольно потирая руки, сказал:

— А если мы еще и партейку в бридж, а?

— Это вы с мамой развлечетесь, а у меня масса забот по поводу завтрашнего содома, — озабоченно сказал Массимо. — Пиротехники еще не подъехали, а надо бы проверить этих деятелей.

— Разумно, им дай волю, они вместо фейерверка дом спалят, — проворчала Джина. Аккуратно покачивая пышным задом, она двинулась вслед за братом и его женой в гостиную.

Глава шестая Юбилей

С раннего утра дом превратился в проходной двор. То и дело подвозили недостающие продукты и вино. В последний момент оказалось, что в винном погребе осталось только тринадцать бутылок шампанского, пришлось заказывать по телефону еще два ящика. Потом прибыл штат официантов, следом за ними приехали пиротехники.