Ной. Всемирный потоп - [55]

– Да, конечно, – поспешно согласился Ахав. – Обычная приязнь, не более того. Просто мне доводилось видеть, и не раз, как Хам беседует с Ирадом. Зачем долго вспоминать – даже в тот день, когда Ирада убили, я видел их вместе. Я рано поутру ходил к Гезелу-столяру, который должен мне плату за товар, но никак не отдаст, а обратно пошел полями, потому что собирался зайти к Узалу, а полями от дома Гезела до корчмы ближе. И я видел, как Хам и Ирад разговаривали. Ирад улыбался и похлопал Хама по плечу, словно хвалил за что-то. Я сказал себе: «Вот Хам, хитрец из хитрецов, который дружит с пастухом, чтобы пользоваться от его стада!» Так кто из вас может замолвить перед Хоар за меня слово? Я щедр и не забываю добра!

– В твоих словах отсутствует разум, Ахав, – сказал Ной. – Посуди сам, если мы с Хамом делим соседку между собой, то зачем нам делить ее еще с кем-то? Чем меньше соперников, тем лучше. Ну, а если мы не имеем с вдовой нашего соседа никаких отношений, кроме соседских, то тем более не сможем выполнить твою просьбу. Прости, мне пора домой.

Ахав не посторонился, поэтому Ною пришлось обойти его.

– Меньше соперников?! – расхохотался вслед ему Ахав. – Да у правителя нашего, пусть живет и правит он вечно, меньше воинов, чем мужчин, с которыми делила ложе Хоар! Как будто только вам двоим перепадает от ее щедрот! Как бы не так!

«И он еще считается человеком из числа достойных! – скорбно думал Ной, торопливо идя по дороге. – Конечно, если мерить достоинство человеческое мошной, то можно сказать про Ахава «достойный человек», но разве достоинство заключено в имуществе? Тогда можно сказать, что на всем свете нет никого достойнее правителя Явала, но на самом деле в одном мизинце блудницы или в плевке вора больше достоинства, чем в нашем правителе, несправедливом притеснителе и алчном тиране! А Хам, однако, не сказал мне, что в день смерти Ирада беседовал с ним. Почему не сказал? Ох, Хам, рад бы я не сомневаться в тебе, да не получается у меня это…

Господи, ужели я был плохим отцом, что ты испытываешь мою отцовскую любовь таким сильным средством, как сомнение?! Сразу в двоих из трех сыновей своих сомневаюсь я, Господи!.. Нет, Господи! Не так и не о том говорю я, грешный! Благодарю Тебя за то, что в Симе могу я не сомневаться! Благодарю за испытания, посланные мне, ибо в них закаляется дух мой и любовь моя! Но пошли мне мудрости, Господи, чтобы я мог пройти через испытание, а не ходил кругами, подобно слепцу, оставшемуся без поводыря!»

Горячий ветер дул в лицо Ною и нес с собой пыль и запах нагревшейся за день земли, еще не успевшей остыть после захода Солнца. Вдруг Ной почувствовал прохладу и благоухание среди пыльного зноя. Голова, тяжелая от дум, неожиданно стала легкой, исчезла накопившаяся за день усталость. «Любое большое дело состоит из множества маленьких дел, – зазвучало в голове. – Поводырь твой всегда с тобой, Он направит».

Ной упал на колени и долго молился. Когда он поднялся, то увидел подходивших к нему Сима и Хама. У обоих на плечах лежали тяжелые дубины, а на лицах – печать суровой решимости.

– Мы начали беспокоиться, отец, – сказал Сим, – и решили пойти навстречу.

– А дубины вам зачем? – спросил Ной, отряхивая пыль с колен. – Или мало вы за день натаскались дерева?

– Ты шутишь, отец, – посветлел лицом Сим, – значит, все хорошо! А что было надо Ахаву?

– Я так и не понял, что ему было надо, – ответил Ной. – Он с таким же успехом мог бы пройти мимо, как обычно делал. Сим, ты поспеши домой и скажи, что со мной все хорошо, пусть никто не волнуется. А ты, Хам, ступай со мной, хочу спросить тебя кое о чем.

Сим ушел вперед. Ной нарочно пошел медленней обычного, чтобы не пришлось продолжать разговор с Хамом дома. Хам, словно почувствовав, что отец опять заговорит о неприятном, напустил на себя беспечный вид, снял дубинку с плеча и начал ею помахивать играючи.

– Так бывает всегда, – сказал Ной, – сначала ты берешь оружие на всякий случай, потом начинаешь им поигрывать, потом думаешь: раз уж дубинка у меня в руках, давай-ка ударю кого-нибудь ею… Лучше, если она останется дома.

Хам молча вернул дубинку на плечо.

– Ахав рассказал мне, что видел тебя, разговаривающим с Ирадом, в тот день, когда Ирада убили. Это правда?

– Было такое, – коротко ответил Хам.

– Почему же ты не рассказал мне об этом?

– Я думал, что это не имеет значения. Мало ли с кем я беседую за день…

– Но это был наш сосед, которого вскоре убили, – напомнил Ной. – Ты мог быть последним из тех, с кем разговаривал Ирад. Расскажи, о чем вы говорили? Не мучило ли Ирада предчувствие близкой смерти? Не тревожился ли он?

– Он был такой, как всегда, – сказал Хам. – Мы поздоровались, он поинтересовался моими делами, а я поинтересовался его делами… Потом он сказал, что я уже вырос, а он помнит меня ребенком, и спросил, не надумал ли я жениться. Я сказал, что пока выбираю, но никак не могу выбрать, в шутку сказал, мы посмеялись, и я ушел…

– Это все? – спросил Ной.

– Да, это все, – ответил Хам. – Я ушел, погулял еще немного и пришел домой. Если ты спросишь, как я оказался на поле, то я отвечу, что спал в саду, а как проснулся, захотел прогуляться немного. Люблю гулять по утренней прохладе и стараюсь выбирать при этом безлюдные места.