Ной. Всемирный потоп - [40]

– Пока есть из чего – будем строить Ковчег! – отвечал отец нам. – Будем строить и уповать на Господа нашего, который не оставляет достойных без награды, а недостойных без возмездия! Господь нас избрал, и он нас не оставит!

Господь всемогущ, и нет у меня в том сомнений, но почему не внушил Он жадному Атшару благую мысль – подарить нам дерево, нужное для постройки Ковчега? И если бы гвозди нам подарили, тоже было бы хорошо, потому что гвоздей мы изводим много. Хочешь, чтобы было крепко, – не жалей гвоздей! Благодаря такому маленькому чуду, мы бы не испытывали столь великой нужды, в которую впали сейчас, когда вынуждены экономить на всем, на чем только можно, и сытность нашего стола держится только на вареном зерне. И Атшар, совершив одно доброе дело, мог бы почувствовать приятность и продолжить творить добро, то есть – продолжить раздавать свое добро нуждающимся. Отец любит повторять, что раскаявшийся грешник угоден Богу, а это означает, что, встав на путь добра, Атшар мог бы войти в Ковчег с нами… Но чуда не произошло, Атшар остался самим собой, подлым негодяем и отъявленным плутом, а мы не знаем, откуда взять средства. Трудом своим мы деньги зарабатывать тоже не можем, потому что нам надо строить Ковчег. Про такое положение говорят: «Слепой идет в темноте по краю обрыва», намекая на его безысходность.

Таково отцовское добро. Это добро сковывает хуже любых оков, это добро сковывает крепче любых оков.

Я строю Ковчег и жду. Я хочу видеть, чем это закончится. Помощников у нас не осталось – те, кто приходил из любопытства, больше не приходят, а тем, кто работал за плату, мы уже не можем платить. Но ничего… Мы уже втянулись в работу, да и самая трудная часть ее уже позади – наращивать стены, да сделать крышу много проще, нежели делать днище, да начинать ставить стены. Стоит чуть ошибиться в начале строительства – и все пойдет не так, труд многих дней окажется напрасным. Сейчас нам легче работать, сейчас нам проще работать. Смотришь, сколько уже сделано, и говоришь себе: «Раз это смогли, то и оставшееся сможем». Лучший плотник из нас четверых – отец наш. За ним полагалось идти Симу, как самому сильному и самому опытному, но Сима опережает Иафет. У Сима больше силы и опыта, а у Иафета сноровки и смекалки. Пока Сим прикидывает, Иафет уже отрезает ненужное, пока Сим отрезает, Иафет – прибивает. Иафет, наверное, знает какой-то тайный заговор, потому что за все время строительства у него не согнулся ни один гвоздь. Первым ударом он вгоняет гвоздь в дерево наполовину, вторым – до конца и третий раз никогда не бьет по одному и тому же гвоздю, так умеет Иафет. А как он пилит! Как будто режет масло ножом, нагревшимся возле очага! Иафет работает легко, как будто это не тяжелая плотницкая работа, а забава, только вот грустен он.

Сим опережает Иафета только за счет силы своей. Мы трижды сходим за досками, а Сим это количество приносит за один раз, мы поднимаем что-то вдвоем, а Сим поднимает это же одной рукой, если надо свести две доски и придержать, то это делает Сим, мы только ставим крепления и забиваем гвозди.

Мы построим Ковчег, если будет из чего его строить. Лучше бы отец больше думал о Ковчеге, чем обо мне.

Я взрослый и сам о себе позабочусь. Со мной все будет хорошо. Но с женитьбой мне, наверное, надо поторопиться, потому что рано или поздно час женитьбы настанет, а на ком я смогу жениться после потопа? К тому же моя женитьба смягчит сердце отца и он перестанет подозревать меня во всем дурном, что только происходит вокруг. Сегодня утром гончара Авию и его жену нашли в их доме с разбитыми головами. Уж не заподозрит меня отец и в этом? Кто-то залез к ним в дом и убил обоих, а затем перевернул в доме все вверх дном. Я так понимаю, что убийца искал сбережения Авии. Интересно – было ли вообще у такого простака, как Авия, что-то отложено на черный день? Если бы Авия торговал бы деревом, мы бы не знали никакого горя, ведь к нему приходили и говорили: «Нужен мне кувшин, чтобы носить воду, но не на что купить его», а он отвечал: «Возьми, отдашь после». Если говорили Авии: «Столько заплатить не могу», он отвечал: «Дай сколько сможешь». Совсем не как Атшар! Но между ними пропасть – Авия был ремесленником, кормившимся от трудов своих и продававшим то, что сделал сам, а Атшар – торговец, который дешево берет и дорого отдает, но сам ничего не производит. Непременно спрошу у отца, когда представится случай, – нет ли греха в таком занятии? Я подозреваю, что есть, ведь говорят, что прибыль без труда греховна, а какой труд у торговца. Расхваливать свой товар да бить по рукам с покупателем?

Нет, лучше ничего не буду спрашивать у отца, а то он с чужих грехов непременно перейдет к моим. Странный человек мой отец. Хочешь верить сыну – так верь ему, не хочешь – так не верь, но определись и не мучай ни себя, ни его.

А что касается женитьбы, то я, пожалуй, соглашусь с матерью – лучше Гишары-сироты жены мне не найти. Я не стану больше обижаться на ее неприступность, ибо, как говорит стражник Хегам: «Нет неприступных крепостей – есть трусливые воины и глупые полководцы», а придумаю как бы половчее обратить на себя ее внимание. Натиск и подарки навряд ли придутся кстати, поскольку Гишара не из алчных и не из уступчивых, соблазном ее не взять, иначе давно у кого-нибудь бы получилось это. Попробую-ка я удивить ее чем-нибудь… Удивление порождает заинтересованность, а заинтересованность порождает любовь. Недаром же у самцов-птиц такое яркое оперение. Но богатые одежды, если даже я возьму их на время у кого-то из знакомых, Гишару не заинтересуют. Надо придумать что-то другое…