Новый скандал в Богемии - [155]

Лицо Квентина плыло надо мной, лишенное грима и довольно… притягательное. На нем отражались нежная забота и весьма меня порадовавшее чувство вины.

– Дорогая Нелл, – говорил он, – с моей стороны было крайне непредусмотрительно устраивать тебе такой сюрприз после всего того, что тебе пришлось пережить. Но мне по-прежнему приходится скрываться. Мы с Нортонами решили, что это обеспечит нам наилучшее воссоединение. Ты в порядке?

Я медленно кивнула. И почти в тот же момент его лицо зеркально повторило мой жест. Оно было так близко, что я могла различить каждую мелкую морщинку, прорисованную пустыней вокруг его восхитительных карих глаз. Я видела каждую ресничку, каждую темно-ореховую песчинку в песочных часах этих глаз.

– Я позволил себе смелость поднять твою вуаль, – сказал Квентин. Не удивительно, что я видела его с такой четкостью. – Хочешь, я найду твое пенсне?

Пенсне. Да, кажется, в прошлой жизни у меня была вещь с таким названием.

– Знаешь, не надо. Я прекрасно вижу тебя… с такого расстояния, – пробормотала я с некоторым удивлением.

Он улыбнулся, и у меня на глазах его лицо приняло новое замечательное выражение. Я никогда не видела никого ни так близко, ни так четко.

– Тебе все еще дурно? – заботливо спросил он. – У меня есть немного бренди.

Бренди. Только опьяняющих напитков мне сейчас не хватало!

– Мне просто… немного трудно… дышать.

Он опустил взгляд, и его трепещущие ресницы почти лишили меня чувств.

– Я также позволил себе смелость слегка ослабить воротник твоей блузки. Западная одежда такая тесная, это вредно для здоровья.

Я кивнула, действительно чувствуя непривычную легкость в области горла. Когда Квентин говорил, по моей коже будто скользил легкий теплый ветерок. Ох! Его дыхание!

– Ты очень бледная, – заявил он, нахмурившись. – Всему виной эти жуткие корсеты, в которые вы, женщины, запихиваете свои внутренности! Не будь мы в купе общественного поезда, я бы избавил тебя от этих пут.

– О, – сказала я, удивительным образом взволнованная подобной идеей или, во всяком случае, тем уверенном тоном, которым она была озвучена. – Я привыкла к подобным ограничениям, но… у меня вообще-то есть шелковое платье от Либерти в восточном стиле, к которому корсет не требуется.

– Правда? – сказал Квентин, развеселившись. – И откуда, скажи на милость, оно у тебя?

– От Ирен.

Его глаза сузились.

– Боюсь, что она оказывает на вас очень плохое влияние, мисс Хаксли, – проворчал он.

– А я на нее – самое хорошее!

Квентин искренне рассмеялся, и я не могла не улыбнуться в ответ. Левой рукой он ласково погладил край моего расстегнутого высокого воротника.

– Как же я рад снова тебя видеть, Нелл, – сказал он мягко, но с таким пылом, что я моргнула. Он улыбнулся: – И мечтаю поглядеть на тебя в шелковом наряде «Либерти».

И в этот самый интересный момент поезд въехал в глубочайший туннель. Мы нырнули в темноту – так гаснет свеча, горящая слишком жарко, – и я была очень рада, что Квентин не мог видеть моего лица.

Десять дней спустя я сидела в гостиной в Нёйи, скручивая мотки пряжи, которые Люцифер превратил в перепутанную кучу-малу всех цветов радуги.

Звук подъезжающей кареты заставил меня поднять голову, но я подождала, пока Софи откроет дверь. Я услышала теплые голоса, радостные приветствия и приближение к порогу моей комнаты двух людей, чувствующих себя в коттедже как дома.

Передо мной стояли Ирен и Годфри, сияющие, как новенький пенни, излучающие здоровье, радость и мудрость, – два чрезвычайно красивых человека.

– Нелл, ты само очарование домашнего уюта! – воскликнула Ирен, спеша меня поцеловать. Ее щека была все еще холодной с улицы, но горела нежным рубиновым светом.

– По всей видимости, в Вене есть пара портных, – не могла не отметить я.

Ирен радостно покружилась, чтобы продемонстрировать свой последний наряд: дорожное платье из небесно-голубой шерсти с контрастным бархатным верхом и рукавами. Под темно-синей бархатной шляпкой, оттененной серебристыми страусовыми перьями, густые рыже-каштановые волосы Ирен были собраны в низкий узел на затылке – очень девичий стиль, который она любила не меньше, чем Казанова любил виноград.

– Месье Ворт не одобрит, но я же пока что не его эксклюзивная модель. Нужно заставить его придумать мне что-нибудь необыкновенное для свадьбы Алисы Гейне, когда я буду там петь. Я должна ей оказать эту услугу хотя бы за то, что она познакомила меня с маэстро модного дома Ворта.

Годфри вручил свою шляпу и трость Софи, а затем сел на стул рядом со мной и тоже принялся сматывать клубки.

– Как поживали твои подопечные, пока нас не было? – спросил он.

– Ужасно. Казанова линяет – повсюду перья.

– Надеюсь, ты их не выбросила? – встряла Ирен. – Они будут божественно смотреться на шляпке.

– Одобрит ли месье Ворт?

– Он, вполне возможно, даже захочет сделать из них платье.

– У меня как раз есть птица, которую можно целиком пустить на это дело, – проворчала я.

Обсуждаемая птица из стоящей рядом клетки тут же пропела несколько нот из вагнеровского хора пилигримов, и такой удачный выбор приветственного гимна для возвратившихся Ирен и Годфри заставил меня простить крапчатую голову Казановы.