Новый швейцарский Робинзон - [16]

Затем он снабдил ремни длинными гвоздями, подбил ремни остатком паруса и попросил меня покрепче сшить шкуру с подкладкой, чтобы прикрыть и удержать шляпки гвоздей. Я исполнила его желание, несмотря на противный запах, который распространяла шкура. Из другой полоски, которую он также захотел снабдить подкладкой, он вздумал устроить себе пояс. Но я заметила ему, что эта полоска, еще сырая, значительно съежится и что тогда труд его пропадет. Эрнест, смеясь, посоветовал брату прибить шкуру гвоздями к доске и, нося ее на себе, выставлять на солнце. Жак, не поняв, что брат его шутит, последовал его совету, и вскоре я увидела его с доской важно прогуливающимся на солнце.

Я сообщила детям свой план переселения, и они радостно утвердили его. В несколько мгновений они вооружились и захватили приготовленные запасы; я взяла на свою долю кувшин с водой и топор. В сопровождении двух собак мы направились к ручью.

Турка припомнил дорогу, которой шли вы, и предшествовал нам, часто озираясь, как будто понимал, что он должен служить нам путеводителем.

Эрнест и Жак шли решительно, с гордостью посматривая на свое оружие. Они сознавали свое значение, так как я не скрывала от них, что наша безопасность зависит от их храбрости и ловкости. При этом случае я оценила твою мысль приучить наших детей к употреблению оружия и сделать их способными бороться с опасностью.

Не легко было нам перебраться через ручей по мокрым и склизким камням. Первый перешел Эрнест без всяких приключений. Жак завладел моим топором и кувшином с водой; Франсуа я перенесла на своей спине. Я с трудом сохраняла равновесие под своей дорогой ношей, при чем Франсуа охватил руками мою шею и всеми силами держался за мои плечи. Наконец я достигла противоположного берега, и когда мы взошли на высоту, с которой ты обозревал великолепную местность, описанную нам тобой с таким восторгом, сердце мое, впервые после крушения, испытало надежду. Вскоре мы спустились в долину, полную зелени и тени.

На некотором расстоянии виднелся лес. Чтобы достигнуть его, нам пришлось перейти луг, на котором высокая и густая трава почти совсем скрывала детей. Наконец, Жак отыскал открытую дорогу, и мы увидели следы, оставленные вами накануне. Эти следы привели нас, после нескольких поворотов, к лесу.

Вдруг мы услышали шелест травы и увидели взлетевшую с земли большую птицу. Оба мои маленькие охотника схватились за ружья; но птица была вне выстрела раньше, чем они успели прицелиться.

— Какая досада, — сказал Эрнест, раздраженно вскидывая ружье, — что я взял не свое маленькое ружье! Впрочем, если б птица не улетела так быстро, я непременно убил бы ее.

— Конечно, — заметила я, — ты был бы отличным стрелком, если бы дичь за четверть часа предупредила тебя о том, что она взлетит.

— Я не мог ожидать, — возразил Эрнест, — что птица взлетит как раз перед нами.

— Вот такие-то неожиданные случаи и затрудняют стрельбу влет: чтобы достигнуть в ней успехов, нужны не только верный глаз, но и большое присутствие духа, находчивость.

— Какая это могла быть птица? — спросил Жак.

— Конечно, орел, — сказал Франсуа, — у нее были такие широкие крылья.

— Это ничего не доказывает, — возразил Эрнест, — не все птицы с широкими крыльями орлы.

— Я полагаю, — продолжала я, — что перед тем, как птица взлетела, она сидела на гнезде. Попытаемся отыскать это гнездо, и, может быть, загадка разрешится.

Ветреный Жак тотчас же бросился к тому месту, откуда вылетела птица; но в ту же минуту другая птица, сходная с первой, взлетела, задев сильным крылом своим лицо маленького храбреца, который остановился, изумленный и почти испуганный.

Да и Эрнест, не менее удивленный, не поднимал оружия на эту новую дичь.

— Ну, охотники, — сказала я им, — неужели первый случай так мало надоумил вас? Вижу, что вам еще нужно долго поучиться у отца.

Эрнест сердился; что же касается до Жака, он снял шляпу и, раскланиваясь улетевшей птице, которая виднелась на небе лишь едва заметной точкой, сказал: «До свидания, почтенная птица; до другого раза! Ваш покорнейший слуга».

Эрнест вскоре нашел гнездо, которое мы отыскивали. Оно было построено очень грубо и содержало только разбитые скорлупы яиц. Из этого мы должны были заключить, что выводок оставил его очень недавно.

— Эти птицы не орлы, — заметил Эрнест, — потому что орлята не бегают, едва вылупившись из яиц, как, должно быть, бегает выводок из этого гнезда. Противное замечено у кур, цесарок и других птиц, того же и близких отрядов. И потому я думаю, что птицы, взлетевшие перед нами, — дрохвы. Кроме признака, открытого нами в гнезде, вы, верно, заметили, что оперение птиц было снизу светлобурое, сверху бурое с черным и рыжим. Я видел еще, что у второй из взлетевших птиц были на клюве длинные заостренные перья в виде усов, а это отличительный признак самца дрохвы.

— Вместо того, чтобы рассматривать птиц так подробно, — заметила я нашему маленькому ученому, который изрядно чванился обнаруженными им знаниями, — ты бы лучше прицелился; тогда, может быть, тебе представилась бы возможность наблюдать птицу на досуге и вернее. Но, прибавила я, в конце концов лучше, что птицы остались в живых: это счастье для их выводка.