Новый швейцарский Робинзон - [12]

Когда мы кончили обедать, солнце уже начало скрываться за горизонтом, и потому, совершив сообща вечернюю молитву, мы отправились в палатку, в постели.

Кнопс был помещен между Фрицем и Жаком, которые тщательно укрыли его, чтобы он не озяб. — Это наш сыночек, — говорили они, смеясь.

И на эту ночь, уверившись, что около палатки не видно никакого врага, я закрыл ее и улегся подле моей семьи, члены которой уже спали.

После непродолжительного сна, я был разбужен ворчанием собак и беспокойством живности, поместившейся на коньке палатки. Я тотчас же вскочил и вышел в сопровождении жены и Фрица, который спал гораздо чутче своих братьев. Из предосторожности каждый из нас захватил с собой оружие.

При свете луны мы увидели наших собак в схватке с десятком шакалов. Уже наши верные сторожа уложили трех из ночных посетителей; но они были бы побеждены многочисленным неприятелем, если бы мы не подоспели на помощь. Фриц и я выстрелили разом. Два шакала упали мертвыми; остальные, испуганные выстрелами, бежали.

Фриц захотел унести в палатку убитого им шакала, чтобы показать его утром братьям. Я дозволил ему это, и мы возвратились к нашим маленьким сонулям, которых не разбудили ни выстрелы, ни лай собак. Мы снова уснули, и в эту ночь сон наш не был потревожен вторично.

IV. Поездка на корабль

На рассвете я посоветовался с женой относительно проведения предстоявшего дня.

— Милый друг, — сказал я — мне представляется столько необходимых работ, что я, право не знаю, которой отдать первенство. С одной стороны, я вижу, что если мы захотим сохранить скот и не потерять множество предметов, которые могут принести нам пользу, то следует съездить на корабль. С другой стороны, спрашиваю себя, не необходимо ли приняться за постройку более удобного жилья. И признаюсь, я несколько пугаюсь предстоящего нам труда.

— Не пугайся, — возразила она, — терпением, порядком, настойчивостью мы преодолеем все препятствия. Твердости такого отца, как ты, и таких детей, как наши, хватит на все. Признаюсь, поездка на корабль беспокоит меня; но если она необходима, — а я, подобно тебе, признаю ее именно такой, — то я не стану противиться ей.

— Хорошо, — сказал я, — так я отправляюсь с Фрицем, между тем как ты еще раз останешься здесь с остальными детьми. Вставайте, детки! — крикнул я. — Вставайте; солнце взошло, и нам нельзя терять времени.

Первым явился Фриц. Пользуясь временем, что его братья протирали глаза и стряхивали сон, он положил своего мертвого шакала перед палаткой, чтобы видеть изумление братьев при виде этой добычи. Но он не подумал о присутствии собак, которые, увидя животное и сочтя его, вероятно, живым, кинулись на него с яростным лаем. Фрицу лишь с большим трудом удалось прогнать их. Этот необыкновенный шум ускорил выход маленьких ленивцев, детей.

Они являлись по очереди; обезьянка сидела на плечах Жака, но при виде шакала она до того испугалась, что бросилась назад в палатку и спряталась в мох наших постелей, зарывшись в него до такой степени, что виден был только конец ее хорошенькой мордочки.

Как предвидел Фриц, дети сильно изумились.

— Волк! — закричал Жак. — На нашем острове есть волки!

— Нет, — сказал Эрнест, — это лисица.

— Нет, — поправил маленький Франсуа, — это желтая собака.

— Тебе, господин ученый, — сказал Фриц, обращаясь к Эрнесту с насмешливым чванством, — удалось узнать агути, но на этот раз твоих знаний не хватает. Ты считаешь это животное за лисицу?

— Да, — ответил Эрнест, — я думаю, что это золотистая лиса.

— Золотистая лиса! — повторил Фриц со взрывом смеха.

Бедный Эрнест, которого самолюбие ученого сильно страдало, растерялся до того, что на глазах его показались слезы.

— Ты злой, — сказал он брату, — я могу ошибаться; но знал ли ты сам название этого животного, пока его не сказал тебе папа?

— Дети. — сказал я, — полноте вам дразнить друг друга из-за такого вздора. Ты, Фриц, осмеиваешь ошибку брата, а между тем, по сознанию натуралистов, шакал представляет одновременно признаки и волка, и лисицы, и собаки. Даже существует довольно общепринятое мнение, что домашняя собака происходит от шакала. Итак, не только Эрнест сказал правду, назвав это животное лисой, но и Жак, принявший шакала за волка, и Франсуа, увидевший в трупе собаку.

Покончив спор об этом предмете, я напомнил детям об утренней молитве.

Затем приступили к завтраку, потому что у моих маленьких молодцев аппетит обнаруживался одновременно с тем, как они открывали глаза.

Было выбито дно у бочонка с сухарями; кроме того, мы заглянули и в бочонок с сырами. Внезапно Эрнест, кружившийся некоторое время около одного из бочонков, пойманных нами в море, воскликнул:

— Папа, мы гораздо легче справлялись бы с сухарями, если бы могли намазать их маслом!

— Ты вечно угощаешь нас каким-нибудь «если бы» и только дразнишь, не давая средств удовлетворить пробужденное желание. Разве не довольно тебе хорошего сыру?

— Я не жалуюсь; но если б мы вздумали вскрыть этот бочонок…

— Который?

— Вот этот. Я уверен, что в нем коровье масло, потому что сквозь щель его просачивается жирное вещество, которое, по запаху, должно быть маслом.