Новый рассвет - [49]

Наконец он оттолкнул Бэннер и повернулся к ней спиной. Глубоко вздохнул, но это мало помогло. Его трясло как в лихорадке. Он быстро оглянулся и едва различил бледное лицо. Господи, наверное, он ее ужаснул. Он толкнул дверь и бросил через плечо:

– Сегодня днем я поеду в город за продуктами. К ужину меня не жди.

Бэннер глядела на небо сквозь густые ветки пекана. Она с детства лучше всех лазила по деревьям. Ее голени были исцарапаны шершавой корой – несчетное число раз она пыталась обогнать Ли и Мику. Она еще не переросла детского стремления залезть как можно выше и искать утешения между небом и землей. Там, наверху, мысли становились яснее, словно земные тяготы не могли до нее добраться.

День тянулся нескончаемо. Сидеть взаперти не было сил. Бэннер была подавлена, ее мучили тревога и беспокойство. В голове засела лишь одна мысль.

Джейк Лэнгстон. Что делать с Джейком?

Этот вопрос занимал ее больше всего, и обойти его было нельзя. От той ночи на конюшне никуда не деться. Пустое занятие – мечтать, чтобы ее не было, или сожалеть о том, что она была. Их отношения никогда не станут прежними. К прошлому возврата нет. Надо с этим смириться.

Но с чем Бэннер не могла смириться, так это с нынешним положением вещей. Она и Джейк не могут дальше так жить, без конца ссорясь, как голодные стервятники над трупом. Оба слишком упрямы, слишком своевольны и горячи, оба чувствуют себя виноватыми за ту ночь, поэтому, если ничего не переменится, они перегрызут друг другу глотки. И вместе с ними погибнут все надежды на процветание Сливового Ручья.

А она все равно назовет ранчо Сливовый Ручей – нравится это Джейку или нет!

Бэннер чуть улыбнулась. Его нет, а она все равно мысленно с ним спорит. Улыбка погасла, не успев появиться. После сегодняшнего поцелуя забот у нее прибавилось, тут уж не до улыбок.

Да, ей понравилось. Очень понравилось. Гораздо больше, чем надо бы. Гораздо больше, чем следовало. Слишком сильно нравилось, чтобы надеяться, что она сможет об этом скоро позабыть.

Почему Джейк ее поцеловал? Минуту назад он кричал на нее, глядя так, словно готов свернуть ей шею. А в следующее мгновение сжал в объятиях, из которых не было возврата. Его губы властно прижались к ней, отчего внутри что-то сладостно растеклось.

Что с ней случилось, когда Джейк ее коснулся? Какие химические реакции воспламенили дотоле неведомые чувства, из-за которых она не узнавала себя? Почему она так жаждет испытать эти чувства снова?

Бэннер села поудобнее на ветке и прижалась щекой к коре. От нечего делать разорвала листок, бросила обрывки на землю и сорвала еще один.

Из головы никак не выходила одна мысль. Она была невообразимо дерзкой, но Бэннер в недалеком прошлом доводилось совершать невообразимо дерзкие поступки, и она знала, что они ее никогда не отпугивали. Эта мысль без конца крутилась в голове, как крылья ветряной мельницы.

Они с Джейком могут пожениться.

Бэннер высказала эту мысль вслух, и мир не перевернулся. Молния ее не поразила. Земля не разверзлась и не поглотила ее.

Неужели эта идея так уж нелепа?

В ней есть смысл. Джейк нужен ей, чтобы управлять ранчо. Ранчо нужно ему. У Сливового Ручья большое будущее. Много лет он скитался, растрачивая понапрасну свой талант, и провел молодые годы в бесцельных поисках. Такая возможность больше не подвернется. Почему бы ему за нее не ухватиться?

Да и на ком еще ему жениться? Бэннер знала, кого Джейк любил по-настоящему. Но Лидия недоступна и навсегда такой останется. Но Джейк от этого не перестает быть мужчиной. Ему нужна женщина, нужна часто, и, если сегодняшний поцелуй и ночь в конюшне что-то значат, он ее не отвергнет.

В брачной постели у них не будет сложностей. Это уж наверняка. Кроме того, они оба хотят иметь детей.

При мысли о том, что она каждую ночь будет спать с Джейком, тело Бэннер охватил жар. Отлично. Значит, страсть ей не чужда. Постыдно ли это? Родители ее учили, что нет. Но они к тому же учили ее, что страсть должна быть ограничена «узами брака».

Глупо притворяться, что поцелуй Джейка ей безразличен. Куда там! Она не хотела, чтобы он останавливался. Если бы он повел ее в спальню, она бы с радостью пошла, и нет смысла убеждать себя, что не пошла бы, не забыла бы внушенные с колыбели правила морали.

Бэннер инстинктивно понимала, что в тот первый раз от нее что-то ускользнуло. Она выходила из себя оттого, что не понимала, почему тело Джейка вдруг жестоко содрогнулось, а потом так обмякло, что он едва мог пошевелиться. Она осталась лежать горячая, беспокойная, чего-то страстно желая, но не понимая чего. Сегодня она была готова лечь с Джейком в постель хотя бы для того, чтобы узнать, что же ее тревожит.

Она не была в него влюблена. Разве не так? Он не тот человек, кого бы она избрала себе в мужья, но она всегда по-своему его любила. Теперь прежнее чувство сменилось другим, и эту задачу нужно решить.

А еще нужно справиться с одиночеством. Бэннер не привыкла к одинокой жизни. Каждую ночь, когда Джейк уходил к себе в конюшню, а она оставалась в доме одна, на нее накатывало отчаяние. Она представляла себе, как Джейк сидит рядом с ней в гостиной и курит сигару, а она чинит ему рубашки. Надо признать, картина была до нелепости образцово-домашней, но именно такой близости с мужчиной она и желала. Наверняка Джейк так же одинок, как она.