Новый Раскольников - [12]

читаю по смежённым векам

твоим свой приговор и, без

протеста, честно, принимаю

урок безжалостной судьбы. —

Вот-вот уже придёт зима и

под снегом скроет всё, увы.

«Сладко пахнет пролитым бензином…»

Сладко пахнет пролитым бензином.

Спичку поднеси, —

полыхнет смертельно и картинно. —

Согласись?

Отойдут на задний план печали. —

Дескать, всё фигня.

Мол, отчалил, мол, не плачь ночами

без меня.

Дескать, вряд ли быть могло иначе,

не грусти и не

плачь… Да ты давно уже не плачешь

обо мне.

«осторожно двери закрывали…»

осторожно двери закрывали

скорбно говорили не жилец

о возможных сроках узнавали

скоро ли придёт уже конец

этим принудительным заботам

о формально всё ещё живом

предстоящим бредящим уходом

безнадёжно-раковом больном

третьи сутки не прийти в сознанье

никого из близких не узнать

в этой процедуре умиранья

надо кардинально всё менять

третьи сутки не расстаться с телом

насмерть перепуганной душе

словно суд приговорил к расстрелу

и вот-вот придут идут уже

странно даже жил согласно плану

вырастил построил воспитал

вроде бы трудился неустанно

а вот лёгкой смерти Бог не дал

сумрак в доме пролежни на теле

кто угодно сжальтесь надо мной

всё яснее в изголовье тени

прежде отошедших в мир иной

поздно злиться каяться молиться

в панике молоть полнейший вздор

с Богом что ли отворяй темницу

выводи болезную во двор

залп и стихли тёмные печали

ни погост не важен ни страна

отгорел отмаялся отчалил

мрак и гробовая тишина

«уехать прочь на две недели…»

уехать прочь на две недели

в иные (тёплые) края.

там все при обнажённом теле,

изъянов тела не тая,

собою наводняют пляжи

с рассвета и до темноты.

кусочек крымского пейзажа:

колени, спины, животы.

там целлюлитная красотка

желеобразный бюст несёт

в прохладу вод прибрежных. лодка

рыбачья медленно плывёт

вдоль горизонта. облак тает

в невыносимой синеве,

такого неба не бывает

в санкт-петербурге. там за две

с полтиной гривны минералка

в ближайшей лавке (пиво — три).

там шкуры собственной не жалко —

ну что с того, что обгорит

слегка, зато пройдут: простуда,

ринит, артрит, любовь к хандре.

уехать прочь! свалить, покуда

сезон… жаль, отпуск в декабре.

в метро

паклю выцветших волос

теребит сквозняк ли ветер.

и тебе на этом свете

жить, как будто, довелось.

дом, работа, магазин,

муж, любовник — что в итоге?

смерть маячит на пороге.

опускаешь жалюзи

век устало. строг и прост

макияж, — посмертной маски

прототип. печальной сказки

фабула: роддом — погост.

между ними, вроде, жизнь —

школа, вуз, семья, работа,

дети, внуки… только что-то

не сложилось. не сложилось.

«после соития всякая тварь печальна…»

после соития всякая тварь печальна,

после распития тянет бухнуть ещё.

хочешь, я напою тебя чаем,

поговорю с тобой ни о чём?

радио эльдорадо даёт равеля.

время вот-вот перевалит за пять утра.

кто тут печальней нас? — никого. — трезвее

сколько угодно. чайник вскипел. пора.

«в итоге станет всё как прежде…»

в итоге станет всё как прежде

тебя закружит хоровод

иных соблазнов и надежде

моей решительно придёт

пиздец стремительный и полный

как с. лукьяненко (фантаст)

обидно будет будет больно

что никогда уже не даст

такая сказочная краля

такая ветреная ты

чуть рыхловата правда в талии

но чиста гений красоты

«загремела в дурку таня…»

загремела в дурку таня

да и ладно с ней

мы о том жалеть не станем

докторам видней

кто из нас больной и буйный

кто здоров как лось

до свиданья таня будем

навещать авось

«чулочки в сеточку…»

чулочки в сеточку

готичная помада

ах детка-веточка

из катькиного сада

вниз по садовой ми-

мо суетной апрашки

меня с собой возьми

со мной не так и страшно

хотя куда я в не-

начищенных ботинках

я пуст сударыня

прохожий-невидимка

иду за вами лишь

до станции сенная

а там гудбай малыш

не вспомню не узнаю

«а это, братец, полная луна…»

жить тяжело и неуютно

Борис Рыжий

…а это, братец, полная луна

заглядывает в общую палату.

где небо из окна и тишина,

где тяжесть принудительного сна —

покой, порядок.

где дальше заскорузлый коридор.

дежурный врач сжимает папиросный

мундштук в зубах, разглядывая двор

задумчиво — всё то же: морг, забор,

каталка, простынь.

и лунный свет струится с высоты,

где я и ты.

«и жизнь твоя ненастоящая…»

и жизнь твоя ненастоящая

и смерть нелепою была

лежи теперь в сосновом ящике

обыкновенного стола

в страницы книги замурованный

веди пустым минутам счёт

пока другой командированный

тебя однажды не прочтёт

с гримасой скуки и уныния

на плохо выбритом лице

чья жизни оборвётся линия

нелепым приступом в конце

«вот и всё любимая вот и всё…»

вот и всё любимая вот и всё

бурый шарф намотан на колесо

мчит вперёд стремительный кадиллак

всем гудлак

не судьба любимая не судьба

болт забитый сорванная резьба

миг и ты у пропасти на краю

всем адью

да и я по совести говоря

в непроглядных сумерках декабря

неспроста забрался на табурет

всем привет

«четыре-дэ литература…»

Я делаю литературу следующего измерения.

Михаил Шишкин

четыре-дэ литература

для ординарного ума

невыносимая халтура

другое дело литгурма-

нитарий с отрешённым ликом

и марсианином внутри

ему бесспорно льстит к велико-

му рожденью новой ли-

тературы быть причастным

хотя он знает сам прекрасно

на что феномен сей не множь

всё ноль наёбка пшик пиздёж

речёвка

ничего не происходит

да и не произойдёт

мент похмельно жезлом водит

мимо дерево растёт

возле ржавого забора