Новый посол - [31]

— Я обещала показать тебе птенцов от моих желточубых! — нашлась она. — Иди сюда!

Она наклонилась над гнездом желточубых и взяла в руки птенца, ощутимо тяжелого, с неестественно большим зобом, набитым зерном, в крупных пеньках, толстых и темных, что делало птенца странно похожим на ежа...

Она вдруг отстранила птенца, возвратив его в гнездо.

— Можно спросить тебя, Вадик?

— Да?

— Я знаю, что тебе было непросто явиться сюда, но ты пришел... Почему?

Он сидел спиной к окну, и его лица не было видно. Он словно упрятал лицо свое в тень, чтобы не выдать себя.

— Почему, почему? — повторила она.

Он вздохнул.

— Разве не ясно? Мне хорошо с тобой, Ксана...

Она вдруг взяла его лицо в свои ладони, и он ощутил, какие они у нее гладкие.

— Я смелее тебя, Вадик, понимаешь, смелее... — произнесла она и подумала: господи, смелость девочки может заворожить и мальчишку. Но кто-то же должен быть смел, в конце концов! Без храброго порыва, наверно, нет любви. Если это не удается мальчику, надо, чтобы отважилась девочка. Кто-то должен быть смел! — А твоя левая бровь, как мне кажется, короче правой! — сказала она и провела кончиком среднего пальца по левой брови, точно повторив ее линию. — Нет, серьезно, короче!.. И вот этот твой завиток на виске я бы выпрямила и отвела за ухо... А вообще тебе больше пошел бы зачес, когда лоб освобождается от волос... Пойми, с какой стати хоронить такой лоб?..

— Погоди, вроде я и не живой — почему ты со мной так?

— Наоборот, живой, живой — поэтому я так, пойми, поэтому...

Но он должен был признаться себе: ему хорошо, когда она приникает своими ладонями к его щекам, невзначай задевает его плечо своим плечом, может напрячь щеки и дунуть ему в глаза... Он чуял, что она наполнила этот чердак своим дыханием, запахами, электричеством всего своего существа, да, да, именно электричеством, от которого ему нет спасения. Он не умел объяснить, но ощущал, как эта сила магнетическая бросила его к ней. Казалось, ничто не может совладать с силой этой... Однако что это? Ему почудилось, что люк, соединяющий чердак с железной лестницей, приподнялся и остановился полуоткрытым, — не иначе, его стой стороны кто-то подпирал.

— Так это же он! — первой, конечно, нашлась Ксана. — Прячься!

Она отступила в тень, не забыв втащить туда и Вадика.

Ну разумеется, то был Влад: он подтянулся на руках, опершись на края люка и втолкнув себя в пределы чердака, какой-то миг оставался на четвереньках.

— Я знаю, вы здесь!.. — Он утвердился на ногах. — Я говорю: здесь вы!.. — Было слышно его дыхание — ему непросто было взобраться на чердак. — И в тот раз ты был здесь, Вадим... — Он не был уверен, что обращается к брату, и его монолог был похож на разговор с самим собой. — Как ты мог? — спросил он робко — он все еще сомневался, что брат здесь. — Да будет ли этому конец, как ты можешь? — вскричал он в ярости и даже топнул — терпение изменило ему. — Я не отвечаю за себя, выйди!.. — Ну конечно же его душили слезы, но он скрыл их...

Он исчез так же внезапно, как и появился, — только хлопнул люк да застонала лестница. Он сказал все, что хотел сказать, хотя и не был уверен, что его кто-то слышал.

— А вот теперь я тебя не пущу! — сказала она. — Не пущу, не пущу... Ты ведь хочешь, чтобы я тебя не пустила?.. — неожиданно спросила она его. — Сознайся: хочешь ведь? А коли хочешь, я тебя и не пущу! Ты что молчишь? Ты боишься?

Он положил руку ей на голову:

— Боюсь.

Она не могла скрыть своего гнева:

— Боишься?.. Ну, чего тут можно бояться?.. Объясни: чего?

— Он убьет себя, — сказал он, помолчав.

— И что же нам делать в этом случае: не жениться, да?

Он вздохнул:

— А ты думаешь, что нам надо жениться?

— Конечно, — подтвердила она, да так категорически, что продолжать разговор уже не было смысла. — У нас будет три сына... Я хочу, чтобы у нас было именно три сына. Ты не согласен?

Он молчал: дали знать эти его полипы в носу — дыхание было трубным.

— Согласен.

— С твоей мамой я поговорю сама, так будет вернее. — В ее голове созрел план. — Когда лучше поговорить?.. Чем скорее, тем лучше! — Она посмотрела на него, стараясь отыскать в полутьме чердака его глаза. — Ты, конечно, полагаешь, что это дело мужское и мне как-то неудобно... Это прежде было неудобно, а не теперь... — Она одернула блузу, взбила кок — она уже торопила его. — Пойми: все признаки, что мы возвращаемся к матриархату!.. И слава богу, что мы возвращаемся к матриархату!.. Ты оглянись вокруг: вот пройди по нашей Набережной от дома к дому!.. Найди семью, где бы муж был выше жены!.. Образованнее, работящее. Начни с угла и иди до самого моста!.. Тетя Клава Анохина конечно же выше дяди Миши, а дядя Степан Кривоносов пигмей против своей тети Фроси, а про тетю Симу Кислову и ее дядю Жору и говорить нечего — он по неделе не просыхает... Наш историк сказал: власть теряют быстрее, чем ее приобретают. Чтобы мужчина сверг женщину, потребовалось тысячи лет, а чтобы его свергли, нескольких десятков лет оказалось достаточно. Ты пойми: мужчина свергнут, и произошла... как бы это тебе сказать... женская революция... К тому же мы с тобой взрослые и можем распоряжаться своей судьбой сами...