Новый перевал - [16]

Утром к ним явился председатель совета Ватану Кялундзюга. Он сообщил, что все охотники с семьями ушли далеко по рекам и, чтобы собрать детей в школу, надо прежде разыскать кочевья.

— Здесь уже был учитель, — сказал, усмехаясь, председатель совета. — Может быть, в столе найдете списки учеников…

Действительно, в одном столе Масликов обнаружил кое-какие «документы». Наиболее выразительным из них была азбука наказаний. На листе бумаги, расчерченной вдоль и поперек, стоял столбик фамилий. Против каждой фамилии были написаны условные обозначения. Плюс означал таскать дрова, треугольник — воду, кружочек — подметать пол, минус — удар линейкой по голове. Какой-то проходимец, назвавший себя учителем, подвизался здесь несколько месяцев, обирая темных людей.

— Трудно будет собрать учеников, — сказал Кузьмин.

Через несколько дней учителя отправились в тайгу. Они уходили в разные стороны, договорившись встретиться здесь не позднее чем через два месяца.

В юртах, пропахших дымом, русских встречали радушно. Но как только они начинали говорить о школе, удэгейцы опускали глаза.

— Наука не помогает лучше охотиться, — сказал Масликову один старый охотник.

— Но зато помогает лучше жить, — ответил учитель.

— Все равно дети наши не привыкли грамоту знать. Голова болеть будет. Больно бить палкой по голове. Пускай лучше охотятся, — уверяли его родители.

— А вот давайте условимся так, — заговорил Масликов после некоторого раздумья: — если вашим детям будет плохо у нас в школе, вы заберете их домой. Согласны?

Так и было решено. Позднее Масликов рассказывал, что когда он входил в удэгейские юрты, он с трудом просиживал там. В некоторых юртах были железные печи, но большинство сохраняло совершенно дикий, первобытный вид. Посреди балагана горел костер, дым от него выходил через отверстие, сделанное в потолке. На полу возле огня были разбросаны кабаньи шкуры. Люди спали головой к огню. Иногда здесь помещались две-три семьи. Каждая семья имела свой угол.

У мальчика лет пяти на поясе болтался нож.

— Зачем это? Ведь он может порезаться, — сказал учитель, подавая ребенку конфетку.

— Ничего, — отвечали весело удэгейцы, — пускай привыкает.

Вдруг мальчик заплакал, подбежал к матери. Та прижала его к себе, покормила грудью и снова отпустила на пол. Но он никак не унимался, и когда мать уже в другой раз отогнала его от себя, погрозив пальцем, он обиделся, всхлипывая, стал разжигать свою трубку, набитую табаком. Конфетка уже валялась около порога.

Так с детства они привыкали к курению. И неудивительно было, что все мальчики, приехавшие в школу, привезли с собой трубки и табак.

В интернате все было готово к приему детей. Появились кровати, застланные одинаковыми одеялами, тумбочки, посуда. Больших трудов стоило завезти сюда и школьную мебель и продукты питания.

Удэгейские дети, привыкшие к юколе, к лепешкам без соли, испеченным на огне, к свежей рыбе, долго не ели ничего соленого. Они и от сладкого отказывались. После занятий мальчики обыкновенно брали свое оружие и уходили на охоту. Убитый зверек или птица поджаривались на костре. Иногда дети ловили рыбу и тут же на берегу съедали ее в сыром виде.

Они с трудом приучились спать на койках. Часто бывало так, что с вечера учителя укладывали их в кровати, а наутро видели всех спящими на полу. По ночам нередко из интерната через стену доносились крики и плач ребятишек. Тогда Масликов бежал туда с лампой в руках и спрашивал:

— В чем дело, ребята?

— Агдео, агдео![7] — кричали дети.

— Где же он?

— Чорт вселился в Заксули. Надо выгнать его.

Оказывается, мальчик Заксули ночью вышел на улицу и вдруг на небе ему почудился чорт в образе огненного человека с хвостом. Он с криком вбежал в комнату, забился в темный угол, плачет.

— Покажите мне чорта, я его убью! — воскликнул учитель.

— О, его убить просто нельзя! — ответили дети. — Надо в пуле просверлить ямочку. Когда выстрелишь, пуля попадет в чорта, а чорт — в ямочку.

Пришлось следовать их совету. После того как в воздухе прогремело три выстрела, дети успокоились.

Чорта гоняли таким образом довольно часто. Не так просто было избавить детей от суеверия: беседы с ними по этому поводу пока еще мало помогали.

Как-то вернулся с охоты старый Айола и заехал в школу повидать своего сына Гришу. Зашел в интернат, поглядел, чем питаются и как выглядят дети. Увидев, что сын его спит на кровати под белой простыней, старик опустился на пол и заплакал.

— Что с тобой, отец? — спросил его Кузьмин.

— Бата[8] умрет. Он не может так жить. Он привык спать на шкурах. Отдайте мне его.

Но тут подошел Масликов с Гришиной тетрадкой, исписанной крупными каракулями. Он присел рядом с Айолой, развернул перед ним тетрадку.

— Смотри, как хорошо пишет твой сын. Зачем ты хочешь его увезти? Погоди немного.

— Адин али[9], — повторил Кузьмин, уже начавший усваивать удэгейский язык.

Тетрадка сына произвела на старика сильнейшее впечатление. Он забыл о своих слезах.

— Ая, ая! — закивал он головой, выражая согласие, и уехал успокоенный.

Через несколько дней явился в интернат охотник Дзолодо. Он сам привез своего сына Васю. Ему очень хотелось, чтобы мальчик тоже учился. Вася, однако, упирался, никак не желал оставаться. Он уже начинал привыкать к самостоятельной охоте, И вдруг — школа. Мальчик кричал истошным голосом, вырывался из рук учителя и даже укусил его за руку.