Новый Олимп - [77]
– Вот и всё, – зачем-то сказал им Юрий Борисович. – Дело сделано.
Мерседес в последний раз моргнул аварийкой и тронулся с места.
Теперь главное – не расслабляться и не нарушать. Нарваться на ГИБДД или камеру, значит зафиксировать своё местоположение. А это не нужно. Нужно спокойно вернуться домой, спокойно лечь и заснуть. Как там… забыться, умереть, уснуть и видеть сны.
Он проехал по пустой дороге ещё десятка полтора километров, развернулся по всем правилам и покатился назад. Дорога обратно всегда легче и быстрее. Вот впереди снова показался мост.
Юрий Борисович включил музыку и прибавил газа.
Внезапно впереди вспыхнули фары. Прямо перед ним на мосту, будто из-под земли, возникла громадина фуры. Рука рефлекторно крутанула руль влево.
«Самое опасное место – рядом с водителем, – возникла в голове нелепая, где-то когда-то прочитанная мысль, – потому что, спасая себя, водитель на рефлексах выворачивает руль влево и подставляет пассажира на переднем сидении под удар».
Мерседес занесло, подбросило, машина ударилась о парапет, смяла его и, перекувырнувшись через металлические обломки, полетела вниз. Всё закружилось на какие-то бесконечно долгие мгновения, потом кружение остановилось, последовал удар, и машина скрылась под водой, впрочем, этого Юрий Борисович уже не почувствовал. Он отключился от удара.
Последнее, что он успел увидеть, была иконка Николая угодника на торпеде. Вот только у чудотворца почему-то была жиденькая козлиная бородка и несвойственная святому ухмылка. Или это только показалось?
Глава 29
Реквием. Dies irae
Лобанов больше лишних вопросов не задавал. Видимо, Дедал выбрал правильный тон со смертным, потому как тот стал более вдумчивым и менее нервозным. При этом, произнося тогда в лаборатории свою патетическую речь, старик был вполне искренним. Он и не думал манипулировать Лёнькой, слова вывалились сами собой и шли от души, наверное, именно поэтому между ними с тех пор возникло некое особое понимание без слов.
Дедал поселился в лаборатории. Днём, пока Лёнька и его сотрудники корпели над опытным образцом крыла, он отсыпался, приспособив себе под спальню шкаф-купе в Лобановском кабинете. Шкаф был неоправданно огромным, при желании в него могла влезть детская кушетка. Когда рабочий день заканчивался, мастер выбирался из шкафа, пил кофе с Лёнькой, обсуждая текущие итоги и, спровадив рыжего домой к вернувшейся из Таиланда семье, сам принимался за работу.
Сперва он тщательно разбирал проработанное за день, иногда делая пометки по исправлению ошибок и доработке, потом садился и выстраивал план работы на следующий день. Всё это проделывалось исключительно на бумаге. К утру Дедал возвращался в шкаф, оставив свои записи в ящике Лёнькиного стола, дальше работать должна была команда Лобанова. Сам же Лёня выступал посредником между умозаключениями мастера и руками исполнителей. А вечером всё повторялось снова.
Работа шла споро, это было хорошо. А вот проявляющиеся временами отзвуки грозы не радовали. Более того, со временем предгрозовой рокот нарастал, делался сильнее, будто гроза приближалась.
Дедал поделился этим наблюдением с Лёней, и Лобанов подтвердил ощущение.
– Ты кому-то говорил, что я вернулся? – мнительно поинтересовался мастер.
– Нет. Даже Игорю.
Лёня выглядел искренним, и Дедал в очередной раз поверил ему на слово. От клятвы на крови Лобанов всегда отказывался. Мастер давно заметил, что смертные в большинстве своем изнежились и стали слишком бережно к себе относиться. В прежние времена всё было жёстче.
Ладно, пёс с ними, с клятвами. Важнее другое: если Лобанов никому ничего не рассказывал, значит, Громовержец начал проявлять большую заинтересованность лабораторией. А почему? Либо коровий сын Геркан, чтоб ему пусто было, разболтал что-то лишнее о самом проекте, либо Зевс что-то заподозрил. Но про Дедала отец богов, вероятнее всего, не знает, иначе грохотало бы уже над головой.
Закрыв за Лобановым дверь, Мастер уселся за стол, привычно закинул ноги на столешницу и надолго задумался. Проект близок к завершению. От силы неделя на доработку и испытания. Зевс приглядывает за лабораторией не слишком внимательно, но испытания он вряд ли пропустит, если только…
Если только не отвлечь его от лаборатории!
Дедал подскочил и принялся мерить шагами кабинет. Отвлечь! Это же так просто! Ему надо только показаться в нужный момент где-нибудь в стороне от испытаний и вызвать огонь на себя. Его появление наверняка заинтересует Громовержца, не сможет не заинтересовать. Зевс вынужден будет отвлечься, потеряет бдительность.
Старик на радостях даже принялся насвистывать смутно знакомый мотивчик, чего с ним обычно не случалось. Не зря его называют мастером, он мастерски переиграл Зевса.
В эту ночь Дедал работал с утроенной силой. Нужно было максимально подробно разложить Лёньке все необходимые доработки. Утром, придя на работу, рыжий нашел в ящике стола развернутый инструктаж и короткую записку, из которой следовало, что Мертвицкий ушёл, проект доводить придётся
Лёне, причём в сжатые сроки и с соблюдением всех обозначенных раньше мер осторожности и секретности. В шкафу Лобанов не нашёл ни спящего старика, ни его затасканной «аляски».
