Новый Ной - [26]

Пойманную крупную самку я поместил в большой жестяной бидон, где она неподвижно лежала на поверхности воды; создавалось впечатление, будто она уже несколько дней как сдохла. Но я видел, что у икринок на ее спине отвердевает крышка, и терпеливо ждал, когда настанет время вылупляться крошечным жабам. Случилось это лишь тогда, когда я с живым грузом пересекал на пароходе Атлантику и уже был на полпути к дому. Да, прямо скажем, не лучшее они выбрали время для появления на свет.

Было уже около полуночи, когда я кончил работу и собирался вернуться к себе в каюту; но перед тем как погасить свет в помещении, где находились звери, я еще разок взглянул на жабу и заметил, что на спине у нее вырос небольшой черный побег. Присмотревшись, я увидел, что одна из крышек, защищавших икринки, откинута, а черный побег – это лапка жабенка, которой он размахивал туда-сюда, пытаясь избавиться от материнской опеки. Я наблюдал, как ему удалось высвободить и вторую лапку, потом голову; после этого он на мгновение замер и оглянулся вокруг, как крошечный шахтер, выходящий на поверхность после длительного пребывания в забое.

Чтобы выбраться на свет Божий, ему понадобилось четыре-пять минут. После этого он, очевидно вконец измотанный борьбой за свободу, некоторое время полежал на спине у матери. Потом соскользнул в воду и принялся весело плавать вокруг своей родительницы. Я продолжал наблюдать, и вот уже вторая крышка откинулась, и новый жабенок помахал мне лапкой.

Пока я, поглощенный и очарованный сим необычным зрелищем, сидел на корточках, ко мне присоединились два матроса, возвращавшиеся с вахты. Увидев свет, они забеспокоились, не случилось ли чего и не требуется ли помощь, и несказанно удивились, увидев меня сидящим на корточках над бидоном в такой поздний час. Вполне естественно, последовал вопрос, что я делаю. Я рассказал матросам, что представляет собой жаба пипа, как я поймал ее в таинственных, изрезанных ручьями и речками землях, и сообщил, что сейчас из находящихся у нее на спине икринок вылупляются детеныши. Оба матроса сели на корточки рядом со мною, и вскоре стало ясно, что зрелище зачаровало их так же, как и меня.

Позже к нам подошли еще матросы, удивленные, что приключилось с их товарищами. Я снова рассказал им про жабу с "карманами", и они тоже присоединились к нам, заинтригованные появлением на свет крошечных жаб. Когда один из детенышей, который был слабее других, никак не мог вылезти на волю Божию, матросы забеспокоились и спросили меня, нельзя ли помочь ему выбраться с помощью спички. Я объяснил, что для такой крошки спичка – все равно что для нас ствол дерева, и как бы аккуратно мы ни пытались действовать, мы скорее всего поломаем ему лапки, тоненькие, словно нитки.

Когда детеныш наконец высвободился и в изнеможении упал на материнскую спину, по толпе зрителей пронесся вздох облегчения. Уже занялась заря, когда последние детеныши попрыгали в воду; мы поднялись и отправились в камбуз попросить кока согреть нам чаю. И хотя в тот день все зевали на работе, никто не сомневался, что зрелище появления на свет крошечных жаб стоило того, чтобы ради него всю ночь просидеть на корточках.

Пипа была, конечно, не единственной редкой амфибией, с которой я столкнулся в этой изрезанной водными протоками земле. Природа щедро наделила Гвиану необычными жабами и лягушками. Наиболее диковинным после пипы созданием оказалась так называемая удивительная лягушка. Мы с другом наткнулись на нее как-то ночью, когда размышляли, что бы поймать. Подозвав меня, друг сказал, что ему попалось очень странное существо: похоже на головастика, но длиной в шесть дюймов, а голова размером с куриное яйцо. Мы долго спорили, что бы это могло быть. Он настаивал, что это какая-то необычная рыба, потому что если головастик такой огромный, то каких же размеров должна быть лягушка, в которую он превратится?! Я же был уверен, что это именно головастик. Во время спора я вспомнил, что в свое время читал об этом диковинном животном, – существо, которое попало к нам в руки, было не чем иным, как головастиком удивительной лягушки.

Жизненный цикл удивительной лягушки противоположен тому, который мы наблюдаем у обычной. Обычная лягушка получается из маленького головастика, у которого на определенной стадии развиваются лапки и отваливается хвост и который выходит на сушу уже полноценным лягушонком. Головастик же удивительной лягушки крупнее, чем сама лягушка, – и в этом заключается самое удивительное в ней.

Еще одна необычная амфибия, встречающаяся в этой части Южной Америки, – сумчатая квакша. Это небольшое создание производит на свет потомство почти столь же необычно, как и пипа. У самки на спине есть большой разрез, похожий на карман; в него и помещается икра, о существовании которой самка практически забывает. Внутри кармана икринки развиваются в головастиков, у головастиков вырастают лапки и отделяется хвост; когда же приходит время, кожа на спине самки лопается, и оттуда выпрыгивают детеныши, каждый не больше булавочной головки.

Одной из самых маленьких, но поистине роковых амфибий, которую мы поймали в Британской Гвиане, является древолаз. Это земноводные длиной примерно в полтора дюйма, раскрашенные яркими необычными узорами: красные и золотые полосы по белому фону, розовые и синие – по черному; есть и другие сочетания. С виду милейшие создания – если наполнить ими жестянку, кажется, что она полна монпансье, а не живых существ. Но для индейских племен от них особая польза. Наловив побольше древолазов, их ставят поближе к огню. От жары их тела выделяют особую слизь, которую индейцы соскребают и хранят. Приготовленная особым способом, она представляет собой сильнейший яд, которым аборигены смазывают свои послушные стрелы. Если такая стрела попадет в животное, даже крупное, вроде дикой свиньи, яд сразит его наповал. Таким образом, для индейцев каждое из этих милых созданий является миниатюрной фабрикой яда.