Новый мир, 2013 № 09 - [2]

в переносном смысле канув

в стикс предав меня едва

горсткой дохлых тараканов

стали важные слова

если время — Бога имя

почему я проглядел

мир маячащий за ними

детской радости предел

Барби

Сенчин Роман Валерьевич родился в 1971 году в Кызыле

Сенчин Роман Валерьевичродился в 1971 году в Кызыле. Закончил Литературный институт им. А. М. Горького. Печатался в журналах «Новый мир», «Знамя», «Дружба народов» и др. Лауреат премий «Эврика», «Венец» и др. Живет в Москве.

 

 

 

Собираясь в пятый класс, дочка заявила, что детство кончилось и нужно отдать игрушки другим.

— Настя, — жена чуть не заплакала, — детство не кончилось, что ты говоришь… Но ты права, с большей частью игрушек пора попрощаться.

Еще четыре года назад, перед первым классом, Дробов с женой попытались избавить дочкину комнату хотя бы от части этих рваных зайцев, пыльных мишек, кукол без ног и прочего детского хлама, но тогда Настя отобрала всего три-четыре вещи, а остальное оставила: «Я не могу без них! Мне без них будет страшно!». И вот теперь сама…

Дробов обрадовался, хотя посчитал нужным сказать:

— Ты подумай до завтра, и завтра соберем. Я куплю специальный пакет и унесу маленьким детям.

На другой день, возвращаясь с работы, он купил в магазине подарков большой пестрый плотный пакет. Семьдесят рублей отдал. Но не в черный же мешок загружать — пусть у дочки останется доброе воспоминание.

И вот после ужина втроем сидели на полу перед горкой игрушек.

Одни, Дробов помнил, подарили Насте они с женой, другие — гости или в садике на день рождения, на Новый год, другие праздники; что-то покупали в «Макдоналдсе» и «Ростиксе» — эти детские наборы, но большая часть непонятно откуда взялась. Даже на вид — старые, прошлых десятилетий игрушки. Наверное, так же попали они к Насте, как вскоре многое из этой горки достанется другим, нынешним трехлетним, пятилетним, чтобы еще через пять-семь лет перекочевать к следующим.

— Насть, — жена покрутила какого-то исцарапанного супермена без руки, — его никому не надо отдавать. Он совсем старенький.

— Зато очень сильный, всех побеждает.

Но Настя посмотрела на супермена, и в глазах появилось что-то взрослое, очень взрослое, испугавшее Дробова; такой взгляд у завсегдатаек торговых центров. Дескать, мы знаем на все настоящую цену, чем отличается оригинал от реплики, нас не наколоть.

— Ладно, — сказала Настя твердо, — выбрасывайте.

Дробов отложил супермена-инвалида:

— Я отдам его одному мальчику. Он собирает суперменов, ремонтирует…

И, опережая вопрос жены: «Какому еще мальчику?» — подмигнул ей: «Куда-нибудь дену».

Вроде бы простой процесс — загрузить пакет, освободив ящики пластмассового комода, пространство под кроватью, под письменным столом, а на самом деле — мучение. Тягостно.

Жена не выдержала, поднялась:

— Пойду на кухне приберусь. Посуда еще немытая… Настюш, не засиживайся, уже спать скоро.

Некоторое время дочка молча, как-то механически, брала левой рукой игрушки, мгновение смотрела на них, перекладывала в правую, а потом уж клала в пакет. Дробов даже обрадовался — еще минут десять в таком темпе, и горка исчезнет. Но механичность оказалась обманчивой — Настя уронила руки и посмотрела на Дробова с тоской и болью.

— Пап, а «Побег игрушек» — это совсем-совсем сказка?

— В смысле?

— Ну, что они страдают, мечтают вернуться…

— В общем, да. — И уже твердо Дробов добавил: — Конечно, сказка. — А сам молил кого-то, чтоб Настя не вспомнила тот случай перед первым классом.

Буквально на первое сентября это случилось: она легла спать, на спинке стула висела готовая форма: клетчатый сарафан, белая блузка, колготки, на полу — черные лакированные туфли, на столе — банты, заколки, ранец… Все, готова к школе, новая жизнь.

И часов в одиннадцать — Дробов с женой тоже уже легли — в дочкиной комнате раздался шум. Непонятный, жуткий.

Вбежали, включили светильник. Настя сидела на кровати, глаза огромные, недоуменные. А возле кровати, лежа на боку, перебирал ногами и ржал единорог, под кроватью шипела плита для готовки… Каким образом они включились, тем более одновременно, непонятно.

Дробов, не веривший в чудеса, потом себя убеждал, что Настя нечаянно нажала кнопку у единорога под гривой, а плита давно сошла с ума, иногда ни с того ни с сего начинала шипеть и булькать, но все-таки чувствовал, что это неспроста, не абсолютно случайно...

Нет, Настя не вспомнила или не захотела вспоминать.

— Но к игрушкам в любом случае нужно уважительно относиться, — сказал Дробов. — Отдам их хорошему ребенку, а от него потом они перейдут к следующему… Многие игрушки очень долго живут.

— А как ты узнаешь, что он хороший?

— Ну, посмотрю… поговорю…

«Лишь бы не спросила, где я его встречу». И, чтоб перевести разговор, Дробов поторопил:

— Давай, Насть, заканчивай. Уже действительно поздно.

— О, пап, смотри! — Дочка подняла голую, со спутавшимися волосами куклу барби. — Смотри, какие я ей когда-то ресницы пушистые сделала!

Вокруг глаз ручкой было нанесено много-много черточек. Вверх и вниз, вбок. Синяя паста выцвела (а может, отмыть ее пытались) и стала яркой, почти лазурной. От таких ресниц взгляд у барби был глуповато-удивленный и в то же время какой-то беззащитный и соблазняющий.