Новый мир, 2013 № 04 - [23]

Мама охает и роняет свою рукопись на пол. Я подбираю рассыпавшиеся листочки.

— Если выяснится, что подобный труд, порочащий советский строй и сеющий злостную вражескую клевету, был отпечатан на моей машинке… — Руки у него дрожат. — Надеюсь, тебе известно, что образцы шрифтов всех без исключения пишущих машинок хранятся в соответствующих органах.

— Что ты говоришь! — откликается мама. — Хранятся? Похвальная бережливость. Можно подумать, что я выдаю какую-то великую тайну. Никто и не делал из этого никакого секрета. Вспомни: открытые процессы! Широко освещались в печати. Только младенец может не знать. У тебя, как видно, от страха память отбило. Вечный перестраховщик! Собственной тени боишься.

Папа встает и направляется к вешалке.

— Куда ты? — пугается мама.

— Нинусенька, как я уже отметил… — натягивает пальто и всовывает ноги в калоши, — не в моей власти запретить тебе составлять бредовые статейки. Я только не понимаю, зачем для сбора подобного материала потребовалось ездить так далеко. Милейшая Елизавета Николаевна и вездесущая Анна Моисеевна могут доставить тебе сколько угодно завиральных сплетен и слухов, не отходя от кухонной раковины. И советую тебе… — поглубже нахлобучивает шляпу, — вспомнить наставление мудрого доктора из города Ейска. Побереги свой лучезапястный сустав и не пиши подобной галиматьи. Поверь мне, это избавит нас от многих неприятностей.

— Ничего, не волнуйся за меня. Пишу я правой рукой, а разбита, по счастью, левая, — уточняет мама.

— Жаль, что не обе, — произносит папа, покидая комнату.

 

— Ты слышала? — сокрушается мама.

— Не обращай внимания, — говорю я. — Он просто завидует тебе. Ему в жизни не написать так хорошо.

— Ты думаешь?..

Нельзя допустить, чтобы она прекратила работу.

— Завидует, а главное, хочет, чтобы ты и впредь полностью зависела от него.

— Но если он отказывается перепечатать…

— Подумаешь — отказывается! Напиши все до конца, а я перепечатаю на своей “Оптиме”. Про нее уж точно никто не знает, и образца ее шрифта не может быть ни в каких органах.

Перестраховщик папа или нет, но совершенно не обязательно втягивать его в это дело. Справимся и без него.

 

Для десятых классов организовали кружок бальных танцев. Папа оживился, услышав эту новость, и тут же радостно пропел:

Это школа Соломона Кляра,

Школа бальных танцев, вам говор-р-рат.

Две шаги налево, две шаги направо,

Шаг впэрод и две назад.

Кавалеры приглашают дамов!

Там, где брошка, там пэрод.

Две шаги налево, две шаги направо,

Шаг назад и поворот.

Адик Рабинович, я имею выйти,

Я имею выйти, вам говор-р-рат.

Адик Рабинович, вы мне замените,

Шаг впэрод и две назад!

Оплачивает кружок наш щедрый шеф — тридцатый завод, мы сами должны внести всего по двадцать пять рублей. Записались в основном девочки, поэтому руководительница вспомнила про мальчиков из сто сорок второй школы — бывшей мужской. Проявила настойчивость и наскребла в конце концов необходимое число кавалеров. Чтобы не возникало никаких обид и препирательств, выстроила нас по росту, мальчики против девочек, и разбила на пары. Я, разумеется, в нашей шеренге оказалась первой, и мне достался высоченный лохматый и носатый медведь из сто сорок второй. Действительно Мишка косолапый — носки огромных ног вместе, пятки врозь.

 

— Если кто-то воображает, что мы будем разучивать тут танго или, упаси бог, фокстрот, то он ошибается, — предупреждает руководительница. — Запрещенных буржуазных танцев здесь не будет.

Мы и не ждали. Нам предстоит разучивать чопорный величественный полонез, галантный менуэт, медленную лирическую мазурку, благопристойную польку и веселую кадриль. Буржуазными указанные танцы никак невозможно назвать, скорее уж они относятся к эпохе феодализма.

Кадриль — замечательный танец, живой и захватывающий, но никаких развратных прикосновений руководительница не допустит. Нарушители будут беспощадно изгоняться из зала. Разве что иногда в виде исключения, скажем, при повороте, кавалер может на секундочку положить руку на талию барышни. При условии правильного поведения руководительница обещает напоследок обучить нас вальсу — в его благородном целомудренном виде: девушка и молодой человек не пытаются заключиться в объятия, а как воспитанные люди соблюдают положенную дистанцию между телами.

 

После третьего занятия мой медведь предложил мне погулять. Я согласилась. Мы целый час вышагивали взад-вперед по аллейке, и я успела рассказать ему много забавных историй: про то, как Ика в пионерском лагере отморозила нос, про то, как Стасик Покровский выстрелил в Любовь Ефремовну, и даже про то, как в сорок четвертом году на Тверском бульваре какая-то тетка пыталась похитить пол-литровую пивную кружку: удирала от бочки с воплем: “Не для себя беру, для больного человека!” Медведь почему-то не смеялся, наоборот, все грустнел и мрачнел и больше не приглашал меня на прогулки. Но танцевать мы все-таки продолжали.

 

Школьной формой дело не ограничилось, мама приобрела два отреза китайского плюша — темно-коричневый для себя и темно-синий для меня. Прасковья Федоровна шьет нам шубы. Ради этого она даже перебралась из Немчиновки обратно в Москву. Времена изменились, теперь можно не бояться никакой Наины и никакой милиции. Пожилым матерям более не угрожают всеми карами за нарушение паспортного режима и дозволяют переночевать и даже пожить иногда у дочери. К тому же половина Немчиновки уже вошла в состав Москвы.