Решили идти. И пошли. Демон зловредности, заставлявший их бессмысленно ждать, сразу дрогнул и отступил: тут же появилась попутка.
Дядечка в бейсболке был за рулем, рядом с ним — весьма полнотелая дама.
У обоих приколоты, как знаки отличия, белые ленты к одежде.
Ехали в Первомайск. Глеб и Ксюша возликовали, садясь.
Водитель и полная дама продолжали, по-видимому, прерванный разговор:
— Что-то очень простая печать, — говорил он. — Я посерьезнее ждал. Типа голограммы, как на водочной наклейке бывает. Вот ту сложно подделать. А эту легко.
— А зачем подделывать? Что с нее толку? Есть она, или нет ее…
— Ну не скажи. А зачем тогда в паспорт ставить? Для чего-то ставят ведь, или как?
— Лось! — закричала Ксюша.
И точно: с левой стороны прочь от дороги, теряясь за деревьями, уходил лось.
— Где моя двустволка?! — возопил водитель таким тоном, как если бы он сокрушался “где мои двадцать лет?!”.
С километр-другой говорили о лосе.
Ксюша поежилась и, придвинувшись к Глебу поближе, положила голову ему на плечо. Они там — в ландышах, а тут, представляла, он — огромный — с рогами.
В зеркале заднего вида поймала взгляд водителя. Спросил за рулем:
— По каким делам в Первомайск? Листы подписывать?
— У нас открепительных талонов, — сказал Глеб, — нет. Мы на озере отдыхаем.
— Меня клещ укусил, — сказала Ксюша, — в больницу едем. Как у вас тут с энцефалитом дела обстоят? Остерегаетесь?
— То-то я смотрю вы без ленточек, — сказала дама.
— Надо людей остерегаться, не клещей, — высказался водитель. —
А клещ он и есть клещ.
— Лосиные блохи — это да, — говорила его пассажирка. — Вцепится такая в волосы — замучишься, отдирая. Но они ж безвредные, говорят. Этих блох лосиных у нас пруд пруди на деревьях. Клещи есть, но немного.
— Немного, — сказала Ксюша, — а меня укусил!
За рулем поинтересовался:
— Из каких краев? Из Питера? Из Москвы?
— Из Питера.
— А чем занимаетесь?
— Схемами, — кратко ответил Глеб (он не любил допросов).
За поворотом часть дороги размыло дождем — медленно объезжали промоину. Из ямы торчала сигнальная палка с насаженным на нее ведром.
— Мы на лисичках, — сказал водитель. — Вы же знаете, как они в Европе идут. Раз в двадцать дороже, чем здесь. На лисичках посредников много. А мы почти что в самом низу. Ниже нас только собиратели. Есть более выгодные направления, чем лисички. Банные веники, например. Вот в Питере как дела с вениками обстоят?
— У нас бани закрываются, — сказала Ксюша.
— Это государственные, общественные, а частные, наоборот, они только открываться будут. Куда же без бань? И без веников?
С ним рядом сказала:
— Мы можем весь Питер вениками завалить.
Ксюша представила Питер, заваленный вениками.
— Дубовые? — спросил Глеб.
— Березовые. Зато много, — ответил за рулем.
— И дешево, — сказала его компаньонка. — Очень дешево. Не прогадаете. Возьметесь?
— Что возьмемся? — не понял Глеб.
— Найти веникам сбыт.
— Ваши условия? — спросила Ксюша по-деловому.
— Пополам, — сказал за рулем. — Все по-честному. Веники у нас дико выгодные. Но чтобы партия не ниже пяти тысяч веников, да, Тоня?
Тоня, вот как звали ее, она сказала:
— Договариваетесь, когда и куда, сообщаете нам, и мы — грузовик.
— Не исключено, что рынок веников уже захвачен, — сказала задумчиво Ксюша, игнорируя Глебово “перестань”. — Я видела в Гостином дворе банные наборы с вениками, натуральными мочалками, французским мылом.
— Это дорогие, подарочные.
— Элитные, — подсказала Тоня.
— Нам не надо элитных. У нас простые, народные.
— Народный веник, — прикинула Ксюша бренд на звучание. — А что, хорошо.
Антонина продиктовала ей номер своего мобильного.
Въехали в поселок и остановились возле дома с ветряной вертушкой на крыше. “Мы ненадолго”. Водитель и Антонина пошли в дом, оставив Глеба и Ксюшу одних в машине.
— Зачем ты эту комедию ломаешь? — Глеб спросил. — Они же будут на тебя рассчитывать.
— Почему комедию? Совсем не комедию. Может быть, дизайнер Зайнер заинтересуется. А то совсем без дела закис. Машину купит.
— Ну-ну, — сказал Глеб.
— Между прочим, это ты первым заговорил. Березовые или дубовые.
— Про березовые я ничего не говорил. Я только спросил, дубовые ли. Не надо.
— Иногда мне кажется, я тебя понимаю с одного только слова. Но боюсь, мне это только кажется.
За как бы восточные запахи отвечал подвешенный к зеркальцу заднего вида серебристый мешочек с искусственным ароматизатором. Ксюша опустила стекло, свежий воздух проник в машину.
Издалека, из-за старых могучих усадебных лип (по другую сторону дороги), из глубины поселка доносились обрывки музыки, центр здешней общественной жизни был где-то там. Расстояние и препятствия искажали звуки до неузнаваемости, и все же Ксюше показалось, что из далеких динамиков раздается какой-то вальс (это действительно был “Синий вальс” композитора Одноралова, только ни Ксюша, ни Глеб все равно не знали этого вальса).
К машине приближалась процессия. Первой шла Тоня, за ней водитель — он нес ящик, а за ним еще два мужика, тоже с ящиками в руках.
В ящиках, как оказалось, были лисички. Два ящика поместили в багажник, а один на сиденье рядом с Ксюшей, ящик словно был пассажир, и Ксюша теперь сидела между Глебом и ящиком.
