Новый мир, 2009 № 04 - [27]

— Верблюдов?

— Они у нас приживутся.

— Но зачем?

— У них молоко полезное. И шерсть можно продавать.

— Погодите. — Она все пыталась сообразить, что он говорил, в голове не укладывалось. — Деньги у вас откуда? Земля ведь дорого стоит. А у вас… Вам костюм дочка покупает. И ботинки. Вы шутите?

— Нет. Я старушку зарезал.

Они молча смотрели друг на друга. Она — с ненавистью. Он, пожалуй, — смущенно. Официантка принесла чай. Звякнула чашкой в их молчании, ушла.

— Извините.

— Я почти поверила.

— Я заметил. Это было забавно.

— Послушайте, зачем вы сюда пришли?

— Поздравить сестру с юбилеем. Моя соседка считает, что я не должен утрачивать семейные связи. И потом я хотел с Геной повидаться, он мне симпатичен. Мужская солидарность.

— Женились бы вы, на вашей соседке.

Он вынул из кармана коробочку, положил на стол:

— Это Нюрке, поздравьте от меня. Гене привет.

Встал, задвинул стул:

— Курить бросайте, уже немодно.

Она глядела вслед его смешной фигуре. Взяла сигарету. Нюра позвонила, что все еще стоят в пробке, наверно, впереди авария.

Он брел, отворачивая лицо от снега. Чаю все-таки следовало выпить.

 

3

“…Чай в „Макдоналдсе” отвратительный. Дети в восторге от этого заведения. Я тоже, несмотря на чай. В Москве идет снег.

Как обещал, пишу о старике Матвееве. Вчера я у него был. Я приношу конфеты, он ставит чайник, за чаем он рассказывает мне свою жизнь, которая вся состоит из пяти новелл: как он школьником закурил при отце; как он провалился в прорубь; как он влюбился в проводницу; как ему выбили в драке два зуба; как его внук научился выговаривать букву „р-р-р”, изображая тигра. Он бесконечно повторяет эти пять историй, почти слово в слово. Я задумался: какие пять историй могли бы исчерпать мою жизнь?

И понял, что их всего две. Старик богаче.

Его отец вел дневники, он служил бухгалтером, и дневники были совершенно бухгалтерские. Перечисление действий (встал, умылся, слушал новости, ударился об угол стола), обязательное указание погоды, прогноз и факт, пересказ прочитанной газеты, перечень (скупой) покупок с указанием цен. Невыносимо скучно. Невыносимо скучный клад для историка. Для меня ценность в том, что он обожал кино и не пропускал ни одного фильма. И разумеется, в подробностях пересказывал. Меня интересует фильм 32-го года, он вышел и через неделю был снят с проката. Не сохранился. И сценария нет. Надеюсь, что бухгалтер фильм посмотрел и описал. На старика меня навел Витя, тебе от него привет, он сейчас редактирует книгу о религиях Востока. Интересно о зороастризме.

Итак, я прихожу к старику, пью чай, выслушиваю его жизнь, затем он говорит, что сейчас не может дать мне дневник, так как ему срочно надо идти в больницу, он записался к терапевту, но в следующий раз я дневник непременно прочитаю. В следующий раз он придумывает что-нибудь еще. Боится, что перестану к нему ходить, лишь только получу желаемое. Да так оно и будет, конечно.

Забавно, если дневника за 32-й год не существует (я видел тетрадь за 30-й, старик показал как приманку), в конце концов, бухгалтер мог пропустить этот фильм, проболеть, скажем. Думаю, скоро предъявлю старику ультиматум, и все выяснится.

Завтра вечером явится Аля. Так что придется надеть чистую рубашку и почистить зубы, еще остались. Говорит ли Тема по-русски?..”

Писать он старался как можно разборчивее, практически печатными буквами. Буквы выходили кривоваты.

В этом “Макдоналдсе” — кажется, он был самым первым в России — установили два компьютера с бесплатным доступом в Интернет. Он терпеливо дождался очереди, но взбираться на высокий табурет не стал, обратился к стоявшей за ним девушке:

— Не могли бы вы сделать мне одолжение, милая барышня? Наберите мне письмо.

Она покраснела и взяла протянутый листок.

Споро набрала текст письма, он перечитал. Отправила.

— Спасибо большое. Надеюсь, я не слишком много отнял у вас времени?

— Вы же в очереди стояли, какая разница, могли бы, конечно, и сами набрать, это не сложно, хотите, я вас научу?

— Нет.

— Почему?

— Ну… Как вам сказать. Если я буду набирать сам, я лишусь возможности поговорить с милой барышней, вроде вас. Или еще с кем-нибудь, кто там займет за мной очередь. К тому же я боюсь техники, у меня и мобильного нет.

— Даже у детей есть мобильники и у стариков, у моей прабабушки есть, ей, не знаю, лет сто.

— К ста годам я точно решусь.

— Мобильный обязательно надо иметь, тем более если вы один живете.

— Я живу один?

Она покраснела.

— Да, вы правы, я живу один.

— А дочка ваша приезжает?

— Иногда. Хотите взглянуть на моего внука? Там есть письмо, от третьего октября.

Он сам хотел посмотреть. Понял, что она не откажет.

— Славный. На вас похож. Правда.

— А я и не спорю. Хотя я в его возрасте был тощим. Я всегда был тощим. От нервов.

 

4

Рюмочная в сталинском доме. В полуподвале. Потолки высокие, на стене — мозаика: самолет в синем небе выше облаков. Полуподвал — выше облаков. Блики от ламп на кафеле мозаики, лампы раскачиваются, когда внизу, под землей, идет поезд, и в колеблющемся свете небеса на стене кажутся почти живыми. Или алкоголь так все преображает. За полуподвальными, высокими окнами идет мокрый снег. “Река времен в своем стремленьи уносит все дела людей…” — произносит немолодой человек напротив него, тоже с рюмкой водки. Водку он выпивает, а бутерброд не трогает. Бутерброд с ветчиной и с ломтиком огурца лежит на блюдце.