Расталкивая людей локтями, Гамаза пробиралась в центр вагона. “Могла бы и поаккуратнее”, — подумала я. Что и говорить, на помойной куче она была более грациозна. Однако, согласно правилам игры, я промолчала.
— Смотри, куда прешь, корова!
Посреди вагона Марина столкнулась с пьяной компанией. Двухметровый верзила в черном “боксере” и шапочке-пидорке сильно пихнул ее локтем под лопатку: судя по всему, она наступила ему на ногу.
Марина ничего не ответила. Она пристроилась у самых дверей, на нижней ступеньке, и повернулась к парням спиной. Ей было больно, конечно больно, но она промолчала. Это раззадорило молодчиков.
— Темыч, это новый спорт у баб такой: в час пик в вагон залезут и трутся сиськами об мужиков. Тебе куртку почистить сздади не надо? Сейчас она протрет!
— Не обижай спортсменку; сиськи могут пригодиться и в трамвае, а, Борь?
— Эй, сисястая! А ну иди сюда! Ты нам нужна!
И тут Марина обернулась к парням. И величественным жестом откинула волосы с ушей.
И они замолчали. Потому что реальность исказилась. Трамвай подошел к остановке “Западный мост”, двери разверзлись, и Марина, гордо подняв голову, вышла. Теперь уже мне пришлось распихивать толпу локтями, чтобы успеть выскочить следом за ней.
Косая любит слушать радио. А я не люблю. О господи, опять эта песня. “Город-сказка, город-мечта, попадая в его сети, пропадаешь навсегда”. Я тихо схожу с ума. Я начала вторую пачку цитрамона. “Алена, Алена, Алена, Алена, Алена Боро-ди-на!” — орет динамик. Мало того что косая — она, наверное, еще и глухая. Так это, матушка, вам в дом инвалидов, а не в издательский бизнес.
Запретить Косой слушать музыку я не могла. Я решила бороться с ней тихо, по-партизански. Например, испортить приемник. Сломать, но так, чтоб было незаметно. В один прекрасный день он просто не включится, и все. Что, если выломать колесико тюнера? Выкрутить до упора и — с силой — за упор. И эта Алена-Алена-Алена навечно заткнется. И я спасена. Пока Корольков расщедрится на новое радио, пройдет лет двести, не меньше.
Я перестала опаздывать на работу. Более того, теперь я приходила в офис раньше всех. Корольков, наверное, решил, что перевоспитал наконец эту клушу несобранную с тыквой вместо головы, но дело было не в том.
Каждое утро я подходила к динамику и крутила туда-сюда несчастное колесико. А оно все не ломалось. Так проблемы не решают, сказал бы папа. Я знаю, но все равно продолжаю выкручивать тюнер. Уж завтра-то я его точно доломаю, думала я. Но корпорация “Шарп”, не иначе, предусмотрительно снабдила свою продукцию функцией foolproof, или babyproof, или как там у них называется. Защита от нежелательного направленного воздействия, одним словом. От дураков и детей.
Промаявшись неделю, я бросила это занятие. Stop, fool! Остановись, дурак! Функция сработала на пять баллов. Если я не выломала это чертово колесо за семь дней, глупо тратить на него утро восьмого. Лучше подольше посплю. Да и Косая почему-то стала раньше приходить. Что-то заподозрила, наверно.
Чу! Двери лифта распахиваются, меня окатывает волна ароматов райского сада — словно облако цветочной пыльцы залетело в наши темные, обшитые фанерной доской коридоры. Косая уже на месте, я унюхиваю ее с лестничной клетки. В султане “Крестьян-Диора”, в идеально выглаженном платье она, можно сказать, почти обворожительна. Если б не глаз. И если бы не характер.
Я ее не ненавидела, нет. Мне многое нравилось в Косой. К примеру, восхищали идеально чистые ботинки. При любых обстоятельствах, и в дождь, и в снегопад, и в слякоть, они были просто стерильными, девственно чистыми. Она что, летает?
Однажды я не удержалась и спросила. И Косая — о, чудо, — ответила. Оказалось, специальный воск “Саламандр”, только он стоит ровно столько, сколько я в неделю трачу на еду.
Непозволительная роскошь.
Но как сверкают ее ботинки!
— Доброе утро, — говорю я как можно более дружелюбно.
— Сделай зеленый чай, — отвечает Косая.
Как выяснилось, причина ее ранних приходов другая. Косой надо было успеть разобрать все пришедшие за ночь факсы, потому что днем она на полтора часа отлучалась — сдавала экзамены в автошколе.
И сдавала их уже довольно долго.
— Ну сколько можно отпрашиваться! Четвертый раз идешь! Что там у тебя не получается? — недовольствовал Корольков.
— В “бокс” не могу задним ходом въехать…
— Деточка, это же очень просто! — вдруг раздался прокуренный бас бухгалтерши Владлены Узьминичны. — Вот когда я училась водить машину, инструктор так объяснял: выкручивать руль нужно сразу, как только палка поравняется с плечом. Я тебе говорю — все получится. Давай постарайся. И хватит уже прогуливать, поняла?
Вот бабка! — думаю я. Какую машину она, интересно, водила? “ГАЗ”, что ли? Так и представляю ее за рулем кабриолета — лихачка, шарф развевается, волосы по ветру летят… Юрий Пименов, “Новая Москва”, 1937 г., 140ґ170, холст, масло.
Владлена Узьминична у нас живая легенда. Ей восемьдесят четыре года. В прошлом математик, чемпион Одессы по шахматам, Узьминична прекрасно адаптирована к современной жизни. Она не боится компьютеров, электронных платежей, яндекс-денег, заказывает косметику в интернет-магазинах, у нее даже есть свой блог, который она ведет на сайте LiveJournal под псевдонимом Blondy_Vladdy, — я один раз подглядела.
