Новый мир, 2007 № 09 - [20]

Люди появились не сразу. Сначала пришли индейцы. Мы встретили их приветливо, но они сочли за лучшее уйти, объявив гору заповедным местом подземных богов. Они и сложили те легенды, которые ты слышал. Потом пришли белые люди, но их мы уже не встречали. На горе никого не было. Белые люди заложили город. Город из камня и воды, ветра и света. Они начали строить дорогу, тесать ступени к вершине. Когда я в последний раз поднялся на гору, я застал ее всю застроенной. Тогда я купил дом на вершине, тот самый, где мы сидим с тобой сейчас. Потом я познакомился с Елисео. Печальным человеком, который, пережив в юности тяжелое испытание, так и не смог поверить, что жизнь имеет хоть какой-то смысл. А потом и с тобой — странным мальчиком, чьи глаза, кажется, видят человека насквозь, чей ум пытлив и сосредоточен, воля решительна и сильна. Именно этому мальчику я и рассказал историю своего народа.

Мигель, я не могу и не хочу тебе ничего доказать. Пусть эта история останется с тобой как сказка выжившего из ума старика. Но, может быть, когда ты станешь взрослым человеком, она тебе пригодится.

Когда тебе придется думать об эволюции Земли и человека и ты зайдешь в тупик, пытаясь понять ее механизм, поставь себя на место Господа Бога и прими решение за него. И очень вероятно, что ты поймешь, как все было на самом деле. Потому что, возможно, это решение принимал кто-то из нас, а люди очень на нас похожи. Потом ты всегда можешь устранить эту гипотезу и придумать какое-нибудь правдоподобное объяснение. Главное — догадаться, как все было на самом деле. А объяснить можно любое чудо — потом, когда оно уже произошло.

Я не историк. Я никогда не ставил перед собой задачу описать и объяснить историю моего народа. Когда-то таких попыток было очень много, сейчас они почти забыты. Я не знаю, нужен ли вообще человечеству наш опыт, помимо того, который мы сумели вложить в самого человека. Может быть, человек — это и есть та книга, которую мы писали миллионы лет. Многое из нашего опыта совсем непонятно человеку. Мы жили медленнее, мы были сосредоточеннее. Я не знаю, лучше это или хуже, но это так. Я могу задуматься на десять лет, для человека это немыслимо. В лавке у твоего деда хранится кожаная папка с медным замком — там мои заметки, которые я делал долгие-долгие годы, пока не решил, что и это бессмысленно и бесцельно. Прочти их, когда станешь старше. Елисео, по-моему, их открыл и закрыл — слишком они неприбранны и отрывочны. Но, может быть, ты разберешься.

Маятник думает, что он качается сам по себе, а на самом-то деле его заставляет раскачиваться чугунная гирька. Так и происходит эволюция. Сначала этой чугунной гирькой были мы, теперь ею должны стать люди.

 

42

Когда прошла первая дрожь от слов Мануэля “Я не человек”, мальчик как будто погрузился в забытье. Он слушал старика, как слушают длинную-длинную сказку. Когда мальчик не понимал, о чем идет речь, он старался запомнить слова как мелодию и даже начинал напевать их про себя. Но чем больше он слушал, тем рассказ Мануэля становился для него несомненнее: конечно, все так и было и никак иначе быть не могло.

Папку с медной застежкой он у Елисео забрал. Мигеля очень удивило, что Елисео даже не спросил, когда он вернет ее. Только кивнул и улыбнулся далекой и странной улыбкой.

— Да, да, конечно, бери. Может быть, что-нибудь и разберешь.

Мигель принес папку домой и, закрывшись в своей комнате, решил как следует ее рассмотреть. Она была обыкновенной, точно в такой же, только поновее, Елисео хранил собственные стихи и наброски. Мигель щелкнул замочком, папка опрокинулась у него в руках, и листы хлынули на пол. Некоторое время мальчик смотрел, как они кружились по комнате, как переползали под сквозняком, как успокоились и замерли. Тогда он начал их собирать. Ему и в голову не пришло, что у этих страниц может быть определенный порядок. Он складывал их в прямоугольные стопки, аккуратно подбивал края ладошками. На одних страницах были чертежи и рисунки, на других — записи. Читать их было трудно. Писавший как будто вырубал каждую линию на камне, и не всегда было понятно, какие буквы эти линии образуют. Многие слова были сокращены, что-то было заменено знаками. Все это напоминало тайнопись. Но было ясно, что эти листы тайнописью не были, просто тот, кто писал, совсем не думал, что найдется в мире желающий эти записи прочитать. Мигель сложил листы в кожаную папку и щелкнул медной застежкой.

— Я обязательно прочту все, что здесь написано, — торжественно объявил мальчик своим сандалиям, и ему показалось, что сандалии поглядели на него с сомнением. — Хотите — верьте, хотите — нет, а я сделаю, что обещал. Но не сейчас. Сейчас меня ждут неотложные дела.

И мальчик побежал на реку, перепрыгивая через три ступеньки.

Родители уже смирились с тем, что он опять надолго пропадает из дому, и только мать по-прежнему каждый вечер склонялась к его постели и почти неощутимо трогала голову и гладила руку, чтобы убедиться, что он не исчез: глазам она не доверяла.

 

43

Было время дождей. Грозы шли со стороны океана, обрушивались на гору, проливались над скалистыми холмами. А утро было ясным и свежим, солнце играло на мокрых крышах, на ступенях лестниц, до блеска отполированных подметками. К полудню поднимался ветер и опять накатывала гроза.