Новый мир, 2004 № 04 - [133]
«Интересно еще, что о Кушнере еще с 1970-х неизменно положительно отзывается в своих многочисленных статьях злобный старикашка и упертый авангардист Вс. Некрасов, который вообще-то написал огромное количество статей в первую очередь для того, чтобы всех остальных, кроме своих лианозовцев, заклеймить — всех без исключения, как официальных поэтов, так и подпольных, — бездарями и прохиндеями. А вот Кушнер у него — всегда упоминается в положительном смысле».
Николай Никонов. Закон милосердия. Опыт трактата. Публикация А. А. Никоновой. — «Урал», Екатеринбург, 2003, № 12
«В моем детстве о милосердии не говорил никто. Слово это считалось как будто вымершим. Его никогда не употребляли ни мой отец, ни моя мать, ни окружающие меня люди. Оно было словно за пределом прошлого, и особенно того прошлого, которое лежало за красной чертой революции…»
Редакция «Урала» предупреждает: «Над этим своим опытом трактата писатель, прежде чем вынести его на суд читателей, хотел бы еще основательно поработать, но, к сожалению, сделать этого не успел». Произведение, датированное 1990 годом, публикуется в большой мемориальной подборке «Памяти Н. Г. Никонова. Из литературного наследия».
Вадим Нифонтов. Дети Марии. Триумф и катастрофа «Бесконечного тупика». — «Русскiй Удодъ». Вестник консервативного авангарда. 2003, № 19, декабрь
«<…> Розанов сочинил столько всего, коснулся стольких тем, что именно его творчество, а не „Евгений Онегин“ должно быть названо настоящей энциклопедией. Правда, не русской жизни, а — русского ума. Это интеллектуальный поэт. Странно, что у нас его считают „философом“. Тем не менее почти все русские вопросы Розанов „проговорил“, а на многие из них дал сразу по нескольку ответов. Совокупность его текстов — это настоящая карта русского ума, всех его самых темных, мрачных, пыльных закоулков… „Путешествие по Розанову“ до сей поры представляет собой одно из интереснейших и опаснейших занятий».
«Я прочитал „Тупик“, сделал соответствующие выводы и стал совсем по-другому смотреть на жизнь. Сам же автор [Галковский] продолжил кружение в лабиринтах сознания русского уицраора и забрел туда, куда, возможно, совсем не следовало бы забредать».
См. также: «Прочитал „Опыты“ Монтеня. Первая стадия индивидуализма — это конструирование дефектной личности. <…> Монтень — это переход от юродства к кокетству. Кокетство Монтеня еще достаточно неуклюже, все мысли сопровождаются монотонным рефреном: „я некрасивый, я необразованный, у меня больные почки, моя книга составлена из ворованных мыслей и т. д.“. Кроме того, кокетство по-детски наивно. Например, Монтень хвастается блестящим воспитанием и доходит до раблезианского гротеска: усилиями его отца не только он сам, но и все крестьяне в округе начали говорить по-латыни» — так Дмитрий Галковский отвечает на новогоднюю анкету газеты «НГ Ex libris» (2003, № 47, 25 декабря
См. также: Сергей Иваньшин, «Выстрелы из „Посева“. Галковскому, составителю „Черной книги имен“» — «Советская Россия», 2003, № 122, 30 октября
См.: Дмитрий Галковский, «Обаятельная личность. Вацлав Воровский как памятник-карикатура» — «НГ Ex libris», 2003, № 34, 25 сентября
См. также: Дмитрий Галковский, «Святочный рассказ № 5. „О том, как Воровкин Захлебкина убил“ (В. Пеленин)» — «НГ Ex libris», 2004, № 1, 15 января.
См. также: Дмитрий Галковский, «Девятнадцатый век. Святочный рассказ № 13» — «Новый мир», 2004, № 3; о Розанове.
См. также: «Сегодня же при чтении этих статей потребности спорить с автором [Галковским] уже не испытываешь. И не потому, что соглашаешься с содержанием высказанного или с пафосом самого высказывания. Отнюдь. Просто тексты Галковского поменяли функцию. Десять лет назад они были интеллектуальной провокацией. Сегодня — констатацией неких вполне утвердившихся реалий идеологии и социопсихологического состояния общества. Ну а с реалиями не спорят. <…> Отдельным разделом в книге Галковский поместил статьи своих оппонентов. Ценность этих текстов сегодня историческая. Не более того. А включение автором этих текстов под обложку своей книги, то есть выгораживание некоего отдельного (когда-то отдельного) дискурса под названием „Галковский“, — это жест победителя», — пишет Сергей Костырко («Родиться Рабиновичем» — «Русский Журнал», 2004, 13 января
Ефим Островский. Записки о контрреволюционном мюзикле. — «Литературная газета», 2003, № 52, 24–30 декабря.
«Не просто самый известный, но и, наверное, один из самых любимых поcтсоветскими <…> людьми текстов советской эпохи. И при этом воспринимается текст „12 стульев“ [Ильфа и Петрова] большинством его „любителей“ как текст-манифест специфической интеллигентской „свободы“, а его главный герой — как антисоветский герой-трикстер, Локки советской мифологии. С другой стороны, трудно себе представить текст более советский, более социалистический, более насыщенный инструментами классовой борьбы коммунистов со своими историческими жертвами-противниками. <…> И парадокс состоит в том, что этот текст до сих пор воспринимается широкими кругами нового класса новой России в качестве „своего“, чуть ли не в качестве классического текста новой правой культуры».
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Обложка не обманывает: женщина живая, бычий череп — настоящий, пробит копьем сколько-то тысяч лет назад в окрестностях Средиземного моря. И все, на что намекает этателесная метафора, в романе Андрея Лещинского действительно есть: жестокие состязания людей и богов, сцены неистового разврата, яркая материальность прошлого, мгновенность настоящего, соблазны и печаль. Найдется и многое другое: компьютерные игры, бандитские разборки, политические интриги, а еще адюльтеры, запои, психозы, стрельба, философия, мифология — и сумасшедший дом, и царский дворец на Крите, и кафе «Сайгон» на Невском, и шумерские тексты, и точная дата гибели нашей Вселенной — в обозримом будущем, кстати сказать.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Главный герой — начинающий писатель, угодив в аспирантуру, окунается в сатирически-абсурдную атмосферу современной университетской лаборатории. Роман поднимает актуальную тему имитации науки, обнажает неприглядную правду о жизни молодых ученых и крушении их высоких стремлений. Они вынуждены либо приспосабливаться, либо бороться с тоталитарной системой, меняющей на ходу правила игры. Их мятеж заведомо обречен. Однако эта битва — лишь тень вечного Армагеддона, в котором добро не может не победить.
Оксана – серая мышка. На работе все на ней ездят, а личной жизни просто нет. Последней каплей становится жестокий розыгрыш коллег. И Ксюша решает: все, хватит. Пора менять себя и свою жизнь… («Яичница на утюге») Мама с детства внушала Насте, что мужчина в жизни женщины – только временная обуза, а счастливых браков не бывает. Но верить в это девушка не хотела. Она мечтала о семье, любящем муже, о детях. На одном из тренингов Настя создает коллаж, визуализацию «Солнечного свидания». И он начинает работать… («Коллаж желаний») Также в сборник вошли другие рассказы автора.