Часть же научных материалов в несколько откорректированном виде пришла сюда с конференции «Концепт „современности“ в истории культуры и гуманитарных наук» (2003, апрель), это я вычитал в конце номера. Но есть и специальные блюда. Вот некоторые из них.
«Поэты и их толкователи. „Стереоскопическое чтение“» (это когда публикуется сам стихотворный текст-виновник, затем идет толкование этого текста его автором и, наконец, разбор филологом). К слову, лишь Михаил Еремин в качестве автотолкования дал в журнал еще одно свое стихотворение… Так тó Еремин, скажем мы, его ни на какой филологической мякине не проведешь, это другое поколение. Кроме Еремина здесь есть Марианна Гейде, Андрей Сен-Сеньков, Николай Звягинцев, Елена Фанайлова, Шамшад Абдуллаев, Владимир Гандельсман.
«Изобретение традиции, или Грамматика новой русской поэзии» Игоря Вишневецкого с берегов озера Мичиган. Спасибо хоть за слово «новой».
«Опыт литературного маркетинга» Светланы Королевой и Алексея Левинсона. Социология, опросы студентов. В разделе «Стратегии продвижения продукта» под пунктом 3.4 значится: «Нельзя приближать поэзию к жизни». Оказывается, люди боятся поэтов и стихов. «Вместо поэтов стихи могут рекомендовать люди иных занятий — так сказать, свободные от подозрений в сношениях с соответствующей грозной силой. Недаром среди агентов такого маркетинга явилась Масяня».
«Круги компьютерного рая» Дарьи Суховей. Это когда барахлит клавиатура и клавиши западают. Тоже поэзия. Отчужденность, термины, ctrl+s, перекодировка.
А про «мета», «некро» и «эро» реализмы я вообще молчу. Это всегда ново и свежо, как стихи Елены Костылевой, для которой, по слову Станислава Львовского, «все <…> относящееся к сфере телесного и сексуального, является важнейшим источником метафорики».
И поверьте, у меня совсем не «гомофобское», как вы предсказательно пишете, «зубоскальство» (стр. 348). Просто я так и не научился понимать, отчего стихи больного американско-литовского «гея с экстремальным опытом» есть «чистое волшебство». Знаете, некоторые наши новые современные поэты любят и страдают не хуже вашего Витаутаса Плиуры. Не менее выразительно.
А если серьезно, я бы договорился о перемене понятий. Пусть то, что пишут сегодня Олег Чухонцев, Инна Лиснянская, Юрий Кублановский, Елена Шварц, Михаил Айзенберг, Сергей Гандлевский, Бахыт Кенжеев, Ирина Ермакова, Александр Кушнер, Игорь Меламед, Максим Амелин, Лев Лосев, десятки и сотни других литераторов (вы отлично знаете — каких!) и — даже — Владимир Гандельсман с Еленой Фанайловой, по старинке называется современной поэзией. А?
А то и те, о чем/ком преимущественно пишете вы, — ну, скажем… «смыслово-структурным производством социокультурных интертекстов». Немного длинновато, но зато — ближе к истине, из которой вашими (совместно с коллегами-филологами) усилиями добровольно вынуто то, что — как обозначил в 1922 году Чуковский (о Блоке) — «прежде называлось душою поэта».
Чтоб жить и помнить… Виктор Астафьев (Г. Сапронов). — «Рубеж». Тихоокеанский альманах. Владивосток, 2003, № 4.
На следующий день после похорон писателя его вдова, Мария Семеновна, передала другу и издателю Астафьева — Геннадию Сапронову — листочек с текстом. Это предисловие к третьей части «Последнего поклона» было написано Астафьевым в последние дни жизни. Вот — из последней «затеси» Виктора Петровича:
«И когда я, поклонившись праху самых любимых людей, стою над родными могилами, какое-то отстраненное чувство охватывает мое сердце, и все, что происходит вокруг, кажется мне таким мелким, суетным и быстро проходящим в сравнении с этой надмирной вечностью.
И снова, и снова память высвечивает прошлое, и прежде всего ясноликое детство, которое всегда счастливо, что бы на свете ни происходило, что бы с людьми ни делали тираны и авантюристы, как бы ни испытывала, ни била людей судьба.
Когда стал вопрос, где строить сельский храм вместо порушенного в тридцатые, злобно неистовые годы, я показал на уголочек земли рядом со старым кладбищем. И стоит он, младенчески светлый, из тесаных бревен храм Божий. В святые праздники над ним звучат колокола, а вечерами в нем удаленно теплится огонек. Будто вместе собранные души моих односельчан и родичей светятся из дальней, непостижимой дали. В порушенном храме крестили меня, в этом, вновь возведенном, завещал я себя отпеть.
Жизнь прекрасна и печальна, повторю я за одним великим человеком. Вот об этой радости и печали я не перестаю и не перестану думать, пока живу, пока дышу. Об этом и самая заветная книга моя „Последний поклон“, которая тревожит мою память, озаряет светом прошлые дни, печалится и радуется во мне.
Пока живу, мыслю и пишу — „и жизни нет конца, и мукам — краю“, — всевечная память поэту, изрекшему эти великие слова, летящие во времени вместе с нами».
Сабир Шарипов. Миниатюры. — «Дружба народов», 2003, № 11.
Публикуется в огромном (треть номера, 15 позиций) блоке текстов под общим заголовком «Башкортостан: проза, поэзия, публицистика». Блок открывается интервью г-на М. Рахимова «Дружбе народов» и закрывается главами из новой книги Мустая Карима «Мгновения жизни» (перевод с башкирского Ильгиза Каримова).
