«Получилось так, что я сначала признал существование сатаны и ужаснулся реальности сатанинского замысла о нас <…>. Пришло осознание Христа как Спасителя».
Валентин Курбатов (Псков). Время жить и время умирать. — «Литературная Россия», 2003, № 50, 12 декабря.
«<…> „Царь-рыба“ оканчивается опасно усталой нотой».
Валентин Курбатов (Псков). И это всё мы. — «День литературы», 2003, № 12, декабрь.
«Чем больше мы будем говорить „русский, русский“, чем активнее развивать в себе это отдельное, генетически очищенное самосознание, чем настойчивее будем подчеркивать индивидуальность культуры, тем, пожалуй, скорее и станем „слишком русскими“, как они только „слишком французы“ и „слишком немцы“, то есть перестанем быть европейцами, а вернее и глубже сказать — христианами». Это — размышления критика после перечитывания «Подростка».
Олег Лекманов. О том, как встретились два одиночества. — «Toronto Slavic Quarterly». University of Toronto. Academic Electronic Journal in Slavic Studies. 2003, № 6 .
О том, какая история приключилась с поэтом Александром Ивановичем Тиняковым (1886–1934) из-за его псевдонима — «Одинокий». «А и с чего, спрашивается, было расстраиваться да права качать? Ведь, согласно известному словарю псевдонимов Масанова, в различных газетах и журналах, не считая Тинякова, публиковались девятнадцать „Одиноких“. И плюс одна „Одинокая“».
См. эту же статью: «Литература», 2003, № 47, 16–22 декабря.
Алексей Машевский. Уроки царя Эдипа. — «Литература», 2003, № 45, 1–7 декабря .
«<…> стремление к истине опасно, болезненно. Просто потому, что первая истина, которую мы узнаем, — это правда о себе самих: мы — грешники, мы виноваты (пускай и без вины виноваты, но эта без вины виноватая вина все равно абсолютно реальна), и мы умрем».
Александр Мелихов — Борис Кузьминский. Гордый замысел. — «Нева», Санкт-Петербург, 2003, № 11 .
Говорит Борис Кузьминский: «Новые правила критики до сих пор не возникли. А что касается критики „советской“, то я отношусь к ней с большим уважением. <…> Скажем, в „Литературке“ публиковался Сергей Чупринин, он ведь тоже был советский критик, или Наталья Иванова, они были крупными фигурами на тогдашнем фоне, и я до сих пор их глубоко уважаю. Но потом, уже в „Независимой“, мне показалось, что неплохо бы что-то поменять — просто ввести некоторые лексические знаки, которые раньше не были приняты в текстах такого рода, для того, чтобы „сдвинуть“ привычную аудиторию. Если здесь и были элементы эпатажа, то достаточно конструктивного. Изначально все эти приемы использовались просто как традиционное средство остранения темы, которое помогает читателям взглянуть на вещи свежим взглядом. Начиналось это в „Независимой газете“, а в газете „Сегодня“ как бы расцвело пышным цветом, достигло апогея, а к концу успело войти в стадию некоторой исчерпанности. Так что „Сегодня“ — это проект, который, несмотря на то что он был искусственно прерван, в каком-то смысле и сам исчерпал себя. Что же касается снобизма — именно сейчас видно, что такое по-настоящему снобистское отношение к литературе — на примере нового поколения критиков, которым около тридцати, двадцати пяти… Снобистское отношение к литературе — это как раз то, что теперь демонстрируется в подавляющем большинстве СМИ: общеполитических, развлекательных, которые пишут заодно и о словесности, — не просто ирония или там сарказм, нет, люди элементарно не читают рецензируемых текстов, они заранее знают, что они скажут о той или иной книге, руководствуясь тем, что они знают об авторе, об издательстве, в котором книга вышла, или в лучшем случае собственными умозрительно-концептуальными соображениями о том, какой должна быть литература. <…> Подход инвесторов к культуре — так называемый остаточный принцип. Частные СМИ, которые существовали в ельцинскую эпоху, использовались владельцами прежде всего как средство давления на политических противников и вербовки новых сторонников, поэтому культура там присутствовала для статуса, для имиджа. Пример тому — газета „Сегодня“, которая финансировалась Владимиром Гусинским: там был действительно очень сильный отдел искусств — чтобы производить хорошее впечатление на интеллигенцию. Но как только состоялись выборы 1996 года и основные цели Гусинского были так или иначе достигнуты, отдел искусств прикрыли… Если заострить, то частные СМИ культура искренне интересует только со следующих сторон — это премии, то есть деньги, это смерть какого-нибудь деятеля культуры или скандал. <…> Скажем, в газете „Коммерсантъ“ это любимый жанр — некролог: если кто-нибудь умрет, о нем оперативно напишут. Когда я работал в „Коммерсанте“, то, сколько бы я ни говорил своему руководству, что вот на эту книгу надо бы поместить рецензию, мне ни разу не сказали: пиши. Фактически ни разу. Выход книги не являлся новостным поводом. Сейчас это немножко иначе, сейчас там есть колонка про книжки, но было вот как: литература — это когда премию вручают, когда кто-нибудь умирает или когда разражается скандал, имеющий весьма косвенное отношение к литературе как таковой… <…> Вот где реально снобистское отношение, глубинное. На самом деле это даже ненависть к культуре, ненависть, классовая зависть, которую, в общем, олигархи, наверно, испытывают, и это каким-то образом через деньги исполнителям передается. Я это говорю с полной ответственностью, потому что „Сегодня“ тоже была олигархической газетой, и я лишь потом это почувствовал, что мне что-то омерзительное передалось с этими деньгами. Но для меня-то еще „Сегодня“ была не первым местом работы. А очень многие люди, которые вместе со мной служили в „Сегодня“ и которые попали туда совсем в юном возрасте, — они изуродованы на всю жизнь, они не могут до сих пор найти своей ниши, своего места и не найдут по-настоящему никогда. Так что про газету „Сегодня“ напрасно порой говорят как про золотой век какой-то — это было совсем не так изнутри, может быть, даже лучше бы такой газеты и не было, я сейчас так думаю».
