Пусть даже в зависимость, но ведь хороший (порядочный, добрый) человек не станет этим пользоваться.
И потом — красота выше любой зависимости!!!
Обретенная, освобождает и раскрепощает она. Возносит в такие выси, из которых прочее кажется сущей безделицей.
Слегка подрагивающим изящным пальчиком с чистым розоватым ногтем Маша крутит телефонный диск: Павлы, Игори, Эдики, Сергеи, Тиграны, один даже как будто француз (Жан-Поль)…
Не гений ли красоты не дает ей покоя, подталкивает, подстегивает?..
И вся, собственно, история.
Прочее же (неинтересное) читатель может восполнить сам, в меру своего воображения, а нам лишь остается с некоторой грустью добавить, что без красоты (милоты) мир и в самом деле бы несравнимо оскудел. Потому-то и следует, несмотря ни на что, пестовать ее и лелеять, лелеять и пестовать!
Благодетели
С некоторых пор они уже не удивлялись, когда в дверь раздавался звонок, и потом жена возвращалась со знакомым длинным конвертом в руке. Белый чуть припухлый такой конверт, без всякого рисунка, с одной-единственной надписью — Р. Ю., то есть ему. В конверте же, они не сомневались, тесным рядком бледно-зеленые купюры, разного достоинства и свежести (некоторые подержанные), но в общей сумме всегда ровно триста. Трудно сказать, почему именно триста, а не двести, или сто, или пятьсот. Что-то, видимо, было в этом числе, знаковое или даже сакральное.
Ну и ладно, дареному коню в зубы не смотрят. Хотя всегда некоторая неловкость: с чего бы?
Особенно напрягалась Тина. Так просто деньги с неба не валятся. Другие бьются, стараясь заработать хоть треть этой кругленькой и по их жизни не маленькой суммы, а тут неведомый благодетель (или благодетельница) осыпает их вожделенными бумажками. Не их — его. Но как бы и ее: все-таки семья.
Р. Ю., впрочем, относится к этому нежданному подарку судьбы почти равнодушно: откуда-то у него уверенность, что так и должно быть — судьба и общество обязаны печься о своих духовных избранниках (поэты первые среди них), а уж кто выступает от их лица, это уже не имеет значения. Хотя нельзя сказать, что он не испытывал совсем ничего. Когда им впервые доставили конверт и они с недоумением заглянули в него, изумлению их не было предела. Сначала даже мелькнула мысль, вполне определенно, что это розыгрыш, шутка, хотя и довольно скверная, если учесть состояние Р. Ю., который только что перенес серьезную операцию на сердце и лежал в тяжелой депрессии. Если сердце, то, значит, уже все будет не как прежде, всего теперь остерегаться — не только прощай вольная полубогемная жизнь, но и вообще. Даже с обычными эмоциями надобно поосторожней, окорачивать себя постоянно — беречься, одним словом. А какой поэт без эмоций?
Нет, правда, если беречься и всего опасаться, что за жизнь?
Он как раз лежал с тяжелыми всякими мыслями на этот счет. Едва за сорок, а уже почти инвалид. Еще и дар только-только по-настоящему начал раскрываться, обретая зрелость и весомость, и тут нба тебе… И сколько ни утешай себя, что Пушкина и Лермонтова к этому возрасту вообще уже не было на свете, а ты еще можешь немного поколготиться, стихи, то-сё, может быть, и вина попить, женщины, ну, это ладно, а все равно как-то печально. Ведь буквально на взлете подсекло. Судьба не судьба, без разницы, главное, что уже не так, как прежде. То был силен и свободен, а теперь жена почти как сиделка. Да и ей каково? Сын еще не вырос, а тут муж — инвалид. Это в наше-то крутое время! И раньше-то добытчиком был не бог весть каким, а теперь и вовсе слег.
Печальные стихи рождались и в больнице (на «скорой» увезли), и по возвращении домой. Щемящие. Пусть читатель поверит на слово. Тем более что когда их в газете опубликовали, много звонков было. Все-таки в России литература — больше чем литература, а может, просто люди такие отзывчивые, чуткие к искусству и к чужой боли. Восхищались стихами, приветы передавали, теплые слова говорили, которые жена ему потом передавала. И то хлеб — жена слышит, что его творчество кое-что значит, — хоть какая-то компенсация за те тяготы, какие ей теперь с ним предстояли.
Нет, грустно, грустно…
И тут этот нежданный конверт.
«Зеленые».
Сумма.
Долго рассматривали с женой на просвет, щупали, мяли, сгибали, чуть ли не на зуб пробовали… Нет, не фальшивки, все настоящие, хрустящие, звенящие, шероховатые — как положено.
А еще — записка. «Желаем скорейшего выздоровления и новых творческих свершений». Подпись неразборчивая.
— От кого это? — строго спросила Тина.
Р. Ю. недоуменно пожал плечами.
— Неужто не знаешь? — недоверчиво переспросила жена, догадывавшаяся о разных романтических увлечениях мужа (только влюбленный имеет право на звание человека).
Правда-правда не знает, а вопрос, вернее, тон, каким тот был задан, Р. Ю. счел обидным (особенно в его положении) и молча повернулся к стене.
Поначалу те деньги так и оставались в конверте (на всякий случай): мало ли во что это может вылиться, потом ведь, не исключено, и отдавать придется. Пожелание творческих успехов, конечно, настраивало на более оптимистический лад, но ведь и оно могло быть всего лишь иронией и шуткой, а деньги…
